Литературная критика о поэме ров вознесенского. "Это не злодеи древности сделали, а нынешние люди" Андрей Вознесенский. Поэма «Ров. Ты куда ведешь, ров

«Но здесь должен я Вашему Сиятельству зделать исповедь частных моих приключений. Прекрасная Консепсия умножала день ото дня ко мне вежливости... которые кончились тем, что она дала мне руку свою...»

(ЦГИА, ф. 13, с. 1, д. 687)

«Пусть как угодно ценят подвиг мой, но при помощи Божьей надеюсь хорошо исполнить его, мне первому из Россиян здесь...»

Н. Резанов - директорам Русско-амер. компании

ВСТУПЛЕНИЕ. Наша шхуна называется «Авось». «Авось» - это наша вера и наш девиз. Нас мало, мы врозь, у нас ноль шансов против тысячи, но мы выживаем, мы осиливаем на «Авось». Когда «Аве Мария» бессильна, атеистическую Россию выручает сверхъестественное «Авось». «Авось» вывезет и выручит. А когда мы откинем копыта, про нас напишет стишки стихотворец с фамилией, начинающейся на «Авось».

I. ПРОЛОГ. В Сан-Франциско пиратствует «Авось»: дочь губернатора спит у русского на плече. Позавчера ей исполнилось шестнадцать. У портьер, вздев крыла, стоят Католичество и Православие. На посту беседуют Довыдов с Хвастовым.

II. X в а с т о в. А что ты думаешь, Довыдов... Д о в ы д о в. О происхождении видов? Х в а с т о в. Да нет...

III. (Молитва Кончи Аргуэльо - Богоматери.) С сан-францисской колокольни плачет барышня. С ней аукается Ярославна. Нет, Кончаковна!

«Матерь Заступница, укрепи меня. Я полюбила пришельца. Полюбила за славу риска, за то, что учил словам ненашей страны... Я - государственная преступница. Пособи мне, как баба бабе. А впрочем, как можешь понять меня ты - ты, которая не любила?! Как ниша наша вселенная, выбравшая богом твоего сына, плод духа и нелюбви!»

И ответила Непорочная: «Доченька...» И они продолжали шептаться дальше...

IV. X в а с т о в. А что ты думаешь, Довыдов... Д о в ы д о в. Как вздёрнуть немцев и пиитов? Х в а с т о в. Да нет...

V. (Молитва Резанова - Богоматери.) «Ну, что тебе надо ещё от меня? Я был из простой семьи, но выучился. Я открыл новые земли, загубил во имя Твоё всю жизнь. Зачем же лишаешь меня последней услады? Она ж несмышлёныш...»

И из риз вышла усталая и сказала: «Люблю тебя. Нет сладу. Ну что тебе надо ещё от меня?»

VI. Хвастов спрашивает Довыдова, что он думает о резановской бабе, и в этот момент видит в небе на облачке деву.

VII. (Описание свадьбы, имевшей быть 1 апреля 1806 года.) На свадьбе Резанова и Кончи слуги апельсинами в вине обносили не. Лиловый поп тесные обручальные кольца им примерил не. Довыдов и Хвастов въехали в обеденный зал на скакунах, и их выводили не. Где эти гости? Ночь пуста. Лишь два нательных креста лежат, перепутавшись.

Архивные документы, относящиеся к делу Резанова Н. П. (комментируют архивные крысы - игреки и иксы)

№ 1. Н. Резанов пишет Н. Румянцеву, что имя Монарха будет более благословляться, когда россияне свергнут рабство чуждым народам...

№ 2. Резанов пишет И. И. Дмитриеву, что ищет новые земли, чтобы расселить там новую расу, создать Третий Мир - без денег и корон. Кстати, просит посодействовать при дворе своей женитьбе на американке.

№ 3. Выписка из истории гг. Довыдова и Хвастова. Из неё следует, что Довыдов и Хвастов стрелялись на дуэли, после этого подружились и вместе махнули к Резанову на Дальний Восток.

Резанов во Втором секретном письме описывает г-на X... который, вступив на новокупленное судно «Юнона», открыл пьянство, которое продолжалось три месяца, и за это время выпил 91/2 вёдер французской водки и 2 1/2 ведра крепкого спирта. Споил всех корабельных. По пьяному делу всякую ночь снимался с якоря, но, к счастью, матросы постоянно были пьяны...

№ 6. «Николай Резанов был прозорливым политиком. Живи Резанов на 10 лет дольше, то, что мы называем сейчас Калифорнией и Американской Британской Колумбией, были бы русской территорией».

Адмирал Ван Дерс (США).

№ 7. Из письма Резанова - Державину. Резанов сообщает, что ему попало в руки очередное переложение оды Горация «Памятник», сделанное «одним гишпанцем». Далее идёт сам текст переложения: «Я - последний поэт цивилизации. Не какой-то определённой, а цивилизации как таковой, поскольку в эпоху духовного кризиса культура становится наипозорнейшим явлением. За эти слова современники меня удавят, а будущие афро-евро-америко-азиаты будут доказывать вздорность моих доводов, сложат новые песни, танцы, напишут новые книги... Вот это будет памятник!»

№ 10. Описание того, как Резанов делал предложение Консепсии, как противились их браку её родители и как дали, наконец, своё согласие.

№ 11. Резанов - Конче. Резанов рассказывает невесте о России, где поют серебряные соловьи, где у пруда стоит храм Богородицы и его белоснежные контрофорсы, будто лошади, пьют воду со вкусом чуда и чабреца.

Через год они вернутся в Россию - Резанов добьётся согласия царя, Папы и отца Кончи!

IX. (Молитва Богоматери - Резанову.) Она признается, что грешна перед природой. Ее не радовали рождественские звоны. Напротив, они казались ей погребальными, звучавшими по её незарожденной любви. Дух - это именно то, что возникает между двумя любящими, он не отрицает плоть. Поэтому хочется загасить все церкви в обмен на возможность поцеловать губы в табаке.

ЭПИЛОГ. Через год он погибнет в Красноярске. Она скинет мёртвый плод и станет первой сан-францисской монахиней.

Пересказала

Художественно-языковое новаторство Андрея Вознесенского

(на материале поэмы «Ров»)

«Стихи не пишутся – случаются, как чувства или же закат. Душа – слепая соучастница. Не написал – случилось так», - произнёс Андрей Вознесенский. Точно так же появляются в языке поэта индивидуально-авторские, присущие только ему, новообразования. Тем не менее, они не возникают стихийно, из ничего.
Подобно тому, как поэта формирует эпоха, поэт чувствует её тончайшие дуновения, кристаллизирует, пропускает через себя малейшие штрихи времени, его звуки, символы, слова.

Вот послесловие к поэме «Ров», жанр которой определён поэтом как духовный процесс:

«7 апреля 1986 года мы с приятелями ехали от Симферополя по Феодосийскому шоссе. Часы на щитке таксиста показывали 10 утра. Сам таксист Василий Фёдорович Лесных, лет этак шестидесяти, обветренно румяный, грузный, с синими, выцветшими от виденного глазами, вновь и вновь повторял свою тягостную повесть. Здесь, под городом, на 10-м километре, во время войны было расстреляно 12 тысяч мирных жителей. «Ну мы, пацаны, мне лет десять тогда было, бегали смотреть, как расстреливали. Привозили их в крытых машинах. Раздевали до исподнего. От шоссе шёл противотанковый ров. Так вот, надо рвом их и били из пулемёта. Кричали они все страшно - над степью стон стоял. Был декабрь. Все снимали галоши. Несколько тыщ галош лежало. Мимо по шоссе ехали телеги. Солдаты не стеснялись. Солдаты все пьяные были. Заметив нас, дали по нам очередь. Да, ещё вспомнил - столик стоял, где паспорта отбирали. Вся степь была усеяна паспортами. Многих закапывали полуживыми. Земля дышала. Потом мы нашли в степи коробочку из-под гуталина. Тяжёлая. В ней золотая цепочка была и две монеты. Значит, все сбережения семьи. Люди с собой несли самое ценное. Потом я слышал, кто вскрывал это захоронение, золотишко откапывал. В прошлом году их судили. Ну об этом уже вы в курсе»... Я не только знал, но и написал поэму под названием «Алчь» об этом. Подспудно шло другое название: «Ров». Я расспрашивал свидетелей. Оказавшиеся знакомые показывали мне архивные документы. Поэма окончилась, но всё не шла из ума. Снова и снова тянуло на место гибели. Хотя что там увидишь? Лишь заросшие километры степи. «...У меня сосед есть, Валя Переходник. Он, может, один из всех и спасся. Его мать по пути из машины вытолкнула». Вылезаем. Василий Фёдорович заметно волнуется. Убогий, когда-то оштукатуренный столп с надписью о жертвах оккупантов осел, весь в трещинах, говорит скорее о забвении, чем о памяти. «Запечатлимся?» Приятель расстегнул фотоаппарат. Мимо по шоссе нёсся поток «МАЗов» и «Жигулей». К горизонту шли изумрудные всходы пшеницы. Слева на взгорье идиллически ютилось крохотное сельское кладбище. Ров давно был выровнен и зеленел, но угадывались его очертания, шедшие поперёк от шоссе километра на полтора. Белели застенчивые ветки зацветшего терновника. Чернели редкие деревца акаций. Мы, разомлев от солнца, медленно брели от шоссе. И вдруг - что это?! На пути среди зелёного поля чернеет квадрат свежевырытого колодца; земля сыра ещё. За ним - другой. Вокруг груды закопанных костей, истлевшая одежда. Чёрные, как задымленные, черепа. «Опять роют, сволочи!» - Василий Фёдорович осел весь. Это было не в кинохронике, не в рассказах свидетелей, не в кошмарном сне - а здесь, рядом. Вот только что откопано. Череп, за ним другой. Два крохотных, детских. А вот расколотый на черепки взрослый. «Это они коронки золотые плоскогубцами выдирают». Сморщенный женский сапожок. Боже мой, волосы, скальп, детские рыжие волосы с заплетённой косичкой! Как их туго заплетали, верно, на что-то ещё надеясь, утром перед расстрелом!.. Какие сволочи! Это не литературный приём, не вымышленные герои, не страницы уголовной хроники, это мы, рядом с несущимся шоссе, стоим перед грудой человеческих черепов. Это не злодеи древности сделали, а нынешние люди. Кошмар какой-то. Сволочи копали этой ночью. Рядом валяется обломленная сигаретка с фильтром. Не отсырела даже. Около неё медная прозеленевшая гильза. «Немецкая», - говорит Василий Фёдорович. Кто-то её поднимает, но сразу бросает, подумав об опасности инфекции. Черепа лежали грудой, эти загадки мирозданья - коричнево-тёмные от долгих подземных лет - словно огромные грибы-дымовики. Глубина профессионально вырытых шахт - около двух человеческих ростов, у одной внизу отходит штрек. На дне второй лежит припрятанная, присыпанная совковая лопата - значит, сегодня придут докапывать?! В ужасе глядим друг на друга, всё не веря, как в страшном сне это. До чего должен дойти человек, как развращено должно быть сознание, чтобы копаться в скелетах, рядом с живой дорогой, чтобы крошить череп и клещами выдирать коронки при свете фар. Причём даже почти не скрываясь, оставив все следы на виду, демонстративно как-то, с вызовом. А люди, спокойно мчавшиеся по шоссе, наверное, подшучивали: «Кто-то опять там золотишко роет?» Да все с ума посходили, что ли?! Рядом с нами воткнут на колышке жестяной плакат: «Копать запрещается - кабель». Кабель нельзя, а людей можно? Значит, даже судебный процесс не приостановил сознания этой сволочи, и, как потом мне рассказывали, на процессе говорили лишь о преступниках, не о судьбе самих погребённых. А куда глядит эпидстанция? Из этих колодцев может полезть любая зараза, эпидемия может сгубить край. По степи дети бегают. А эпидемия духовная? Не могилы они обворовывают, не в жалких золотых граммах презренного металла дело, а души они обворовывают, души погребённых, свои, ваши! Милиция носится по шоссе за водителями и рублишками, а сюда и не заглянет. Хоть бы пост поставили. Один на 12 тысяч. Память людей священна. Почему не подумать не только о юридической, но и о духовной защите захоронения? Кликните клич, и лучшие скульпторы поставят стелу или мраморную стенку. Чтобы людей священный трепет пробрал. 12 тысяч достойны этого. Мы, четверо, стоим на десятом километре. Нам стыдно, невпопад говорим - что, что делать? Может, газон на месте разбить, плитой перекрыть и бордюр поставить? Да и об именах не мешало бы вспомнить. Не знаем что - но что-то надо сделать, и немедленно. Так я вновь столкнулся с ожившим прошлогодним делом № 1586. Ты куда ведёшь, ров?» (I, с. 14-29).

Хотя научная литература по исследованию новообразований и языковых явлений в целом в творчестве Андрея Вознесенского достаточно обширна, в ней рассмотрены, в основном, произведения этого поэта периода 50-70-х годов. Как правило, даётся анализ отдельных, не объединённых тематически, произведений поэта. Мною предпринята попытка рассмотрения процесса создания новых слов на примере целостного произведения. С этой целью я проанализировала индивидуально-авторские новообразования в поэме А.Вознесенского «Ров», рассматривая их стилистическую роль.

«Ров» - одно из крупных произведений поэта, написанных в 1985-1986 годах. В нём стержнем поэтического пера Вознесенский разит такое социальное явление, как люди наживы, идущие ради неё на раскапывание рва с трупами жертв фашизма, на терзание истлевших останков ради добычи золотых коронок, колец, монет.
Поэт пытается ввести это явление в широкий диапазон общественной жизни, понять его и дать свою оценку. Ему мало чисто поэтических рамок. В «духовном процессе» - новом жанре художественной литературы – проза переплетается с поэзией, информационные сообщения – с философскими тезисами, прозаически-газетные зарисовки – с накаленным пафосом высокой поэтики.

В этом новом жанре, вызванном новоявленным общественным действом, новые слова появляются не как результат процесса осмысления, а как сам процесс. Несмотря на то, что юридически дело завершено и гробокопатели получили по заслугам, вину их невозможно искупить никакими тюремными сроками, ибо «совершённое ими – не просто преступление, а то, что называют издавна в народе глубоким словом «грех». Грех перед памятью невинно убиенных, грех перед смыслом краткой человеческой жизни, перед совестью, перед любовью, объятиями и чудом зарождения жизни».

Поэт – духовный лекарь эпохи. Не случайно «Ров» написан Вознесенским в жанре непривычном – «духовный процесс». Первоначально поэма носила иное наименование – «Алчь»:
Как предотвратить бездуховный процесс,
Что условно я «алчью» назвал? . (I, с. 84)

Поэт ёмким определением «алчь» объединил «страсть одиночек…соперничающую с любовью», и – «ров, где погиб за народом народ». Антиподом «алчи» не случайно выбрана речь. «Жечь тебя, алчь!» - призывает поэт:
Что богаче, чем алчь?
Слаб компьютер и меч.
Да и чем меня можешь ты сжечь?
- Только Речь, что богаче тебя, только Речь,
только нищая вещая Речь. (I, с. 91)

Вот так на одном, враждебном духу, полюсе возникают алчь, желчь, мрачь, помалчь – на другом – изначальная Речь и ярчь, предназначенная поэтом потомкам.

Вслед за графом Резановым из давних времён вопрошающим: «Чего ищу? Чего-то свежего…», поэт говорит: «Что хочу? Новый взгляд, так что веки болят».

Именно новизне поэтического взгляда обязаны своим появлением окказаионализмы «алчь», «мрачь», «ярчь» и «помалчь». Первые два слова – образования от прилагательных, состоящие из бессуффиксной основы со смягчением или чередованием конечного согласного: алчный – алчь; мрачный – мрачь.

Данным существительным-новообразованиям одновременно присущи значения свойства, качества и собирательности. «В сущности, этот тип словообразования распространяется лишь в поэтической речи в языке художественной прозы», - отмечал В.В.Виноградов. Им же отмечена непроизводительность однородных образований от глагольных производных.

В конкретном случае результатом действия служит именно отглагольное новообразование – существительное «помалчь»:

Как налвинусь я, алчь,
всё окутает мрачь,
будет в литературе помалчь… (I, с. 92)

Тем не менее, нельзя не заметить того, что вышеназванные окказионализмы внешне напоминают общеязыковые «речь» и «желчь», а последнее слово, по сути, является образцом для их возникновения.
В этом же ряду стоит новообразование «непорочь» из «Венской повести», на первый взгляд, произвольно включённой в «Ров», однако повествующей опять-таки об «алчи», когда продаётся и покупается любовь:

Я медлила, включивши зажиганье.
Куда поехать? Ночь была шикарна.
Дрожал капот, как нервная борзая.
Всё нетерпенье возраста Бальзака
меня сквозь кожу пузырьками жгло -
шампанский воздух с примесью бальзама!
Я опустила левое стекло.
И подошли два юные Делона -
в манто из норки, шеи оголённы.
«Свободны, мисс? Расслабиться не прочь?
Пятьсот за вечер, тысячу за ночь».
Я вспыхнула. Меня, как проститутку,
восприняли! А сердце билось жутко:
тебя хотят, ты блеск, ты молода!
Я возмутилась. Я сказала: «Да».
Другой добавил, бёдрами покачивая,
потупив голубую непорочь:
«Вдруг есть подруга, как и вы - богачка?
Беру я так же - тысячу за ночь».
Ах, сволочи! продажные исчадья!
Обдав их газом, я умчалась прочь.
А сердце билось от тоски и счастья!
«Пятьсот за вечер, тысячу за ночь». (I, с. 84)

Вознесенский вносит отрицательную семантическую окрашенность в слова с усечёнными основами, поэтому «алчь», несомненно, весомее слова «алчба», которым поэт характеризует рэкет.

«Алчь» - это целое социальное явление. То, что происходит с духовно деградировавшими отщепенцами, объединившимися в порыве потуже набить кошёлки, действительно трудно обозначить привычным словом. Ужас и негодование вызывает то, что алчь разветвлена, она пустила метастазы и охватила разные слои общества.

Пытаясь точнее обозначить психологию «нового вора», Вознесенский по аналогии с массовым «поп-артом» и декадентским «арт-нуво» разделяет сегодняшнюю алчь на «поп-алчь» и «алчь-нуво»:

Сын твой дохнет от поп-арта.
Жена копит арт-нуво.
Твой шофёр грешит поп-алчью,
Тебя точит алчь-нуво, - (I, с. 95)

Обличает поэт «скупого рыцаря НТР».

«Но какой пробой измерить чудовищность такого нового жанра, как обворовывание душ?» - авторский вопрос звучит риторически.

На сопоставлении старого и нового зла построены и окказиональные слова «старорыл» и «новорыл», образовавшие имени существительные путём сложения наречий «старо» и «ново» с основой глагола «рыть»:
Старорыл с новорылом, копай за двоих!

Перевыполним план по закопке живых! (I, с. 123)

Семантика данных новообразований ведёт к истокам симферопольского рва, являясь связующей нитью времён.

«Старорылы» - это фашисты, расстрелявшие во время войны на десятом километре Феодосийского шоссе двенадцать тысяч мирных жителей.

«Новорылы» - сегодняшние «могильные черви», наживающиеся на давней трагедии.

Второй ассоциативный план даёт омонимическое сближение окказиональных слов «старорыл» и «новорыл» с существительным «рыло».

«Почему они плодятся, эти новорылы?» - вопрошает поэт.

В поэме «Ров» - всё новое: новый взгляд, «алчь-нуво», «новорылы», и – новые слова.

Таково меткое словечко «дисплейбой», характеризующее суперсовременного молодца, предавшего «кровные связи во имя отношений машинных».

Окказионализм «дисплейбой» образован наложением морфем слов «дисплей» и «плейбой», в свою очередь слово «плейбой» было образовано из слияния в одно целое двух английских слов. Показательно, что при наложении морфем слов «дисплей» и «плейбой» совпали конечные морфемы первого и начальные – второго слова. Несмотря на то, что наложение целых морфем явление довольно редкое в современной поэзии, здесь же, в одном ряду – и в одном стихотворении! – встречаем окказиональное «сексспортсмен»:

Кем я был, сексспортсмен,
человек без проблем,
хохма духа в компашке любой,
сочетающий секс с холодком ЭВМ?
Я назвал бы себя – дисплейбой, - (I, с. 107)

Способ контаминации помогает найти точную характеристику роботизированному поддонку, ставшему гробокопателем. Здесь снова прослеживается чёткая связь новообразований с теми явлениями, которые терзают поэта:

Я всю мерзость собрал на страницы, как врач,
чтобы жечь тебя, алчь.
Разве рукописи не горят?
Ещё как полыхают!
Вечны авторы, говорят.
Ещё как подыхают.
Ляг, созданье, в костёр Соколиной горы.
Алчь, гори!
Все четыре героя в меня глядят -
Ров, Алчь, Речь, Взгляд.
- Ты быть Гойей стремился для русской зари.
В пепле корчатся упыри.
Друг твой за бок схватился. В душе - волдыри.
Или сам ты горишь изнутри?
Эторевность твоя приглашает на ланч,
что подпольной натурой была.
Это алчь, это алчь, это хуже, чем алчь,
твою жизнь искривило дотла.
- Ты сгубила товарища моего.
Честолюбничай, корчься, ячь!..
Словно взгляд или чистое вещество,
Над огнём выделяется алчь.
Я увидел, единственный из людей,
вроде жалкой улыбки твоей.
Совмещались в улыбке той Алконост,
и Джоконда, и утконос.
А за ней, словно змей ожиревший, плыло
бесконечное тело твоё.
И я понял, что алчь -
это ров, это ров,
где погиб за народом народ.
Помогите - кричали из чёрных паров.
И улыбка раскрыла твой рот.
И увидел я гибкое жало твоё,
что лица мне касалось аж.
Помню, жало схватил
и поджёг, как фитиль -
до Камчатки вспыхнула алчь
«Амнистируй, палач...
Три желанья назначь...»
«Три желания? Хорошо!
Чтобы сдохла ты, алчь.
Не воскресла чтоб, алчь
И ещё -
чтоб забыли тебя
в мире новых страстей.
В веке чистом, как альт,
спросит мальчик в читалке,
смутив дисплей:
«А что значит слово «Алчь»?» (I, с. 129)

Тип аббревиатурного усечения основ, особенностью которого является его независимость от морфемного членения, наиболее распространён в поэтическом языке Вознесенского.

Таково образование «скорпомощь» (от усечения основ словосочетания «скорая помощь»), когда от слова остаётся лишь корневая морфема:

Среди деловых скорпионищ,
живущих поблизости льгот,
с короткою стрижкой скорпомощь,
спасая несчастных, живёт.
Куда ты уносишья в полночь?
Саму бы тебя спасти!
Твой путь перекрыт, скорпомощь,
и ров поперёк пути. (I, с. 26)

Семантика словосочетания способствует усечению первого и слиянию двух слов в единое целое. Подобные новообразования встречались в творчестве поэта и ранее. В поэме «Ров» находим также «госмуж» (государственный муж), но в этом примере отсекается часть корневой морфемы.

Андрею Вознесенскому свойственно перестраивать привычные языковые сочетания с целью переосмысления их значений. Придаёт он новые значения общеязыковым сочетаниям с помощью префиксов не-, без-; при этом новообразования становятся антонимами словам, устоявшимся в речи: «Мне дороже ондатр среди ярких снегов мировой нестандарт нестандартных умов». Существительное с префиксом не- «нестандарт» - называет противоположность тому, что названо мотивирующим словом «стандарт».
Подобный словообразовательный тип высокопродуктивен. В этом же ряду встречаем «… что создал – получи – от машины ключи и брильянт в нефальшивых ушах». Здесь переосмысление глубже. Семантическое образование «нефальшивые уши» отталкивается от смыслового соотношения «фальшивый брильянт», последнее вне контекста может быть понято как свободное сочетание.

Потенциализм «бездуховный» (процесс), называющий признак, противоположный тому, который назван мотивированным словом «духовный», образован тем же префиксальным способом. В прилагательном «бездуховный» совмещены два значения – «противоположный духовному» и«лишённый духовности», то есть души.

Вознесенский этот бездуховный процесс называет алчью и строит произведение «Ров», написанное в жанре «духовного процесса» на анализе истоков его возникновения и сил, способных противостоять ему.
Таким образом, художественно-языковое новаторство Андрея Вознесенского – в новом взгляде, новом чувствовании, новом мышлении, в стремлении к осмыслению новых общественных явлений, определения причин, породивших их, и возможных последствий. Рождаются новые слова, идёт переосмысление привычных сочетаний. Новообразования поэта свежи по своей природе, они органически вплетаются в образную ткань произведения. Мы наблюдаем в поэме «Ров» единство нового содержания, нового жанра и новых языковых средств.

Библиографический список

I. Вознесенский Андрей. Ров // Стихи, проза. Симферополь - Москва. Декабрь 1985 - май 1986.// М., 1987.
II. Виноградов В.В. // Русский язык: Грамматическое учение о слове. М., 1972

©. Немировская Д.Л. Художественно-языковое новаторство Андрея Вознесенского (На материале поэмы «Ров»). Типы языковых единиц и особенности их функционирования. Межвузовский сборник научных трудов. Издательство Саратовского университета, 1993, с. 99-104.

Данные об авторе

Дмитриева Наталья Евгеньевна

Место работы, должность:

Тамбовская область, р.п. Сосновка, МОУ Сосновская сош №2. Заместитель директора по УВР, учитель русского языка и литературы

Тамбовская область

Характеристики урока (занятия)

Уровень образования:

Высшее профессиональное образование

Целевая аудитория:

Учащийся (студент)

Целевая аудитория:

Учитель (преподаватель)

Класс(ы):

Предмет(ы):

Литература

Цель урока:

Познакомить обучающихся с творчеством А. Вознесенского и его поэмой «Ров»;

Анализируя проблематику поэмы, подвести обучающихся к тревожной мысли: нравственная деградация общества грозит гибелью цивилизации и духовности.

Тип урока:

Урок изучения и первичного закрепления новых знаний

Учеников в классе:

Используемые учебники и учебные пособия:

Чалмаев В.А., Зинин С.А. Литература. 11 класс

Используемая методическая литература:

Агеносов В.В. и др. Русская литература 20 века. 11 класс. Методические рекомендации.

Используемое оборудование:

Компьютер, проектор.

Краткое описание:

Урок внеклассного чтения в 11 классе по поэме А. Вознесенского "Ров" с применением ИКТ.

Ресурс для профильной школы:

Ресурс для профильной школы

Люди торопятся жить, потому что время, отпущенное человеку судьбой, промелькнет в одно мгновение. Век, в котором мы живем, сложный, противоречивый… Удастся ли вернуть веру в потерянные идеалы, остановить нравственную деградацию общества? Трудно однозначно ответить на эти вопросы. Бесспорно одно. Роль литературы в этом процессе огромна: она формирует наши взгляды и оценки, способствует нашему прозрению, побуждает к действию.

Сегодня на уроке мы прикоснемся к тайнам творчества одного из интереснейших поэтов 20 столетия А. Вознесенского.

Не одно десятилетие любители поэзии спорят о Вознесенском. У него много поклонников и антагонистов. У нас любят говорить: «Вознесенский ворвался, как метеор, растолкал не успевших опомниться старших…». Считаю, наивно думать, что можно растолкать локтями Пастернака, Ахматову, Твардовского. Да еще в годы уважения и любви к ним всего общества. Да, относиться к творчеству Вознесенского можно по-разному. Молодой Вознесенский дерзок, самоуверен, не без бравады, но в нем нет мания величия. Он обладает неистощимой энергией, познал и испытал все: удачу, быстрый взлет и признание, громкую славу и забвение, не просто забвение, а трагедию одиночества, отверженности, изгнания.

Для того чтобы работа была продуктивной, я поделила вас на три группы.

• 1 группа - литературоведы. Они занимались подготовкой биографических сведений о поэте.
• 2 группа - историки. Цель их исследовательской работы - познакомить нас через воспоминания, письма, документы с особенностями того времени, в котором жил поэт, а также с тем временем, о котором идет речь в поэме «Ров».
• 3 группа - артисты. Задача этой группы - выразительное чтение стихотворений поэта.

В течение нескольких дней каждая группа работала над своим задание. Литературоведам пришлось обратиться не только к библиотечным фондам, но и использовать возможности интернета. Я думаю, выступления ребят помогут создать нам целостную картину о жизни и творчестве А. Вознесенского. Итак, слово литературоведам, историкам и артистам.

Материал для выступлений обучающихся.

Родился 12 мая 1933 года в Москве. Отец - Вознесенский Андрей Николаевич, мать - Вознесенская Антонина Сергеевна. Супруга - Богуславская Зоя Борисовна, известная писательница, кино- и театральный критик. Тяга к поэзии у А. Вознесенского появилась еще в юности. Огромное влияние на его судьбу оказал Б. Пастернак, когда-то написавший молодому, четырнадцатилетнему поэту, приславшему ему свои первые стихи: «Ваше вступление в литературу - стремительное, бурное. Я рад, что до него дожил». Действительно, несмотря на то, что Вознесенский окончил Московский архитектурный институт и получил специальность архитектора, его жизнь уже полностью принадлежала литературному творчеству. В 1958 году его стихи появляются в периодике, а начиная с поэмы «Мастера» (1959), поэзия Вознесенского стремительно ворвалась в поэтическое пространство современности, получив признание миллионов читателей.

В то время поэтические вечера в Политехническом стали собирать полные залы, поэты привлекали многочисленные аудитории на стадионы, становились кумирами миллионов. И одним из первых в замечательной плеяде был А. Вознесенский. Его сборники моментально исчезали с прилавков, каждое новое стихотворение становилось событием.

Всегда остросовременная, новаторская, во многом экспериментальная поэзия Вознесенского воплощает в себе синтез лирики и философского концентра, музыкальности и бьющей в набат тревоги. Необычный ритм стиха, дерзкие метафоры, «тематические» порывы ломали устоявшиеся каноны «благополучной» советской поэзии. Его жизнь, как и подобает жизни настоящего поэта, полна взлетов и падений, признания и замалчивания. В свое время он подвергся резкой критике Н.С. Хрущева, был под угрозой высылки из страны, после чего на протяжении ряда лет тексты Вознесенского изымались из печати. Неизменным остается лишь восторженное почитание поклонников - от «шестидесятников» до современной молодежи.

О трудных минутах, самых горьких, поэт пишет в своих воспоминаниях: «Хрущев был надеждой, я хотел рассказать ему, как на духу, о положении в литературе, считая, что он все поймет. Но едва я, волнуясь, начал свое выступление, как кто-то из-за спины начал меня прерывать. Я продолжал говорить. За спиной раздался микрофонный рев: «Господин Вознесенский!» Я просил не прерывать. «Господин Вознесенский, вон из нашей страны! Вон!» По растерянным, а потом торжествующим лицам зала я ощутил, что за моей спиной происходит нечто страшное. Я обернулся: в нескольких метрах от меня вопило искаженное злобой лицо Хрущева. Он потрясал над головой кулаками: «Вон! Вон!» За что? Это конец…» Из зала скандировали: «Долой! Позор!» Собрав все мужество, Вознесенский сквозь рев сказал, что хочет почитать стихи… Не давали…Но Хрущев разрешил…

Чтение стихотворения А. Вознесенского «Духовное взяточничество».

Из воспоминаний Вознесенского: «Я год скитался по стране. Доносился гул собраний, где меня прорабатывали… Сознание тупело… Мать полгода не знала, где я, что со мной. Один из журналистов позвонил ей: «Правда, что ваш сын покончил собой?» В ответ ничего… Мать упала без чувств с трубкой в руках…»

А. Вознесенский - автор статей и эссе по вопросам литературы искусства. Лауреат Государственной премии СССР, дважды удостаивался американских премий. На парижском фестивале «Триумф» газета «Нувель Обсерватер» назвала А. Вознесенского «самым великим поэтом современности».

Анализ поэмы «Ров»

Звучит фрагмент песни «Священная война»

1941 год. Декабрь. 10-ый километр Феодосийского шоссе. Расстреляно 12 тысяч мирных жителей, главным образом еврейской национальности. Симферопольская акция - одна из запланированных и проведенных рейхом.

События, о которых рассказывается в поэме «Ров», еще до ее первого появления привлекли внимание журналистов. Однако они не могли опубликовать ни одной строчки на страницах газет и журналов. Только сам Вознесенский добился издания поэмы. Добился, когда еще не закончился судебный процесс в Симферополе. Да, «поэт в России больше, чем поэт». Истина бесспорная… А когда он идет еще и впереди публицистов… Это весомо.

Аналитическая работа по тексту поэмы.

Что вы думаете о названии поэмы? (к этому вопросу необходимо вернуться после полного анализа поэмы в конце урока)

Какое впечатление произвела на вас поэма?

Кто делится своими воспоминаниями об этом ужасном событии?

Зачитайте отрывок из воспоминаний Василия Федоровича (глава «Послесловие»)

Что же так внезапно возмутило и взволновало Василия Федоровича и его спутников? Почему увиденное они назовут страшным сном? (зачитать отдельные фрагменты главы «Послесловие»)

Чтение наизусть стихотворения «Ров».

Дело № 1586. Что это за Дело? (глава «Дело», 2-й абзац)

Кто же они, эти гробокопатели? Кто был в деле? (глава «Дело», 3-й абзац)

Что заставило людей совершить кощунство?

Разорение кладбищ - преступление или нечто большее? Каким словом называет поэт поведение этих людей?

Не голод и нужда вели к этому преступлению, не из-за куска хлеба разрывали могилы «благодарные внучата». Вопроса преступить - не преступить у них не было. В народе разорение кладбищ не просто преступление, а грех перед людьми, своей совестью, убитыми, перед еще не родившимися детьми. Жестокость руководит людьми. Алчь.

Чтение стихотворения «Алчь. Прежний пролог»

Работа над лексическим значением слова «алчь» с использованием толкового словаря.

Глава «Глаза и драгоценности рва» - подтверждение чудовищности происходящего (чтение главы по ролям).

Как оценивают свой поступок гробокопатели? (Не считают преступлением. Каждый обогащается как может)

Кто погасил свет добра в их душах? Почему они стали такими?

Через всю поэму проходит неоднократное повторение одной фразы. Какой? («Ты куда ведешь, ров?»)

Как в литературе называется этот прием? (рефрен)

Где границы человеческого падения?

Готовы ли вы сегодня взять на себя ответственность за все, что происходит вокруг?

Чтобы мир не взорвать,

Нужен в век мировой

Новый взгляд, новый взгляд,

Нестандарт мировой…

О каком новом взгляде говорит Вознесенский?

Каков жанр произведения? Почему Вознесенский сочетает поэзию и прозу? (Факт поражает больше самих стихов. Но поэзия углубляет образ, создает эмоциональный накал. Поэзия и проза дополняют друг друга)

В чем смысл названия? Почему поэма носит подзаголовок «Духовный процесс»?

(Ров - пропасть, на краю которой находится наша страна. Или мы все спасемся, или погибнем все вместе. В одиночку не выжить. «Духовный процесс» - нравственная деградация общества, ведущая к гибели)

Поле памяти .

На месте симферопольского рва крымские каменщики белыми камнями и плитами выложили 1,5 святых километра с пятиметровым камнем, уходящим вверх, - стелой. У главного инженера этого строительного управления здесь лежать тетя, бабушка, двоюродная сестра. Отец погиб под Севастополем. С голоду умерла младшая сестренка.

Чтение стихотворения «Эпилог»

Правда и вымысел в поэме .

У А. Вознесенского в поэме остался живым мальчик. Это художественный вымысел. В жизни было совсем другое. В живых осталась женщина, мать четверых детей, ее фамилия Гурджа. Она вспоминает, что привезли ее ко рву вместе с другими детьми и ее матерью в одной машине. Она тогда оказалась крайней у рва, когда немцы приготовились стрелять. Она успела шепнуть своей матери» «Мама, я, наверное, останусь жива. «Доченька, страшно-то как»,- последние слова, которые сказала ей в ответ мать. Потом раздались выстрелы. Землей тела не засыпали. Декабрь. Мороз. Трупы не разлагались. Трое суток пролежала она во рву под трупами в одной рубашке, как в ледяном панцире. В ближайшем селе в дом не пустили, боялись расстрела. Как выжила - трудно сказать. Но улыбаться разучилась навсегда.

Прочитана поэма. Перевернута ее последняя страница. О многом заставляет думать Вознесенский. На писательском столе письма, сотни читательских писем.

«Ваш «Ров» меня потряс, изранил душу и наполнил возмездием. Да будет литература русская Возмездием всякой сволочи! Представляю, чего вам стоила эта поэма». (бывший фронтовик)

«Как жутко то, о чем вы пишите, как страшно, когда люди перестают быть людьми и только «умеют жить». (Кемерово)

«Когда читал поэму, плакал». (бывший фронтовик)

«Мои родители погибли от рук фашистов в Феодосии в декабре 1941 года. Может быть, лежат в этом рве… Кощунство гробокопателей сродни жестокости палачей». (Донецк)

Процесс юридически завершен. Но кара оскорбленных теней 12 тысяч жизней, расстрелянных геноцидом и вторично убитых гробокопателей, на этом не кончается. Эта кара будет витать над их судьбами. Совершенное ими - не просто преступление, а то, что в народе издавна называют глубоким словом «грех». Грех перед памятью невинно убиенных, грех перед смыслом краткой человеческой жизни, грех перед совестью и любовью.

Не пойму, что к чему, и не знаю,

Что с тобою случилось, страна.

Толь судьба тебе выпала злая

Быть несчастной во все времена?

То ли слезы текут от бессилья

Перед этой всесильной судьбой…

Что с тобою случилось, Россия,

Что случилось, Россия, с тобой?!

Не пойму я, в чем ты виновата

Перед небом и перед людьми_

Ни святого, ни свата, ни брата,

Ни добра, ни стыда, ни любви.

Невеселые, мрачные лица…

Ты ли это, Великая Русь!

Научи меня Богу молиться,

За тебя я не раз помолюсь.

Я предлагаю зажечь свечи, свечи памяти и скорби, свечи преклонения.

Звучит запись песни «Дай, Бог» в исполнении А. Малинина.

Домашнее задание: сочинение-миниатюра «Письмо Вознесенскому: после прочтения поэмы «Ров».

7 апреля 1986 года мы с приятелями ехали от Симферополя по Феодосийскому шоссе. Часы на щитке таксиста показывали 10 утра. Сам таксист Василий Фёдорович Лесных, лет этак шестидесяти, обветренно румяный, грузный, с синими, выцветшими от виденного глазами, вновь и вновь повторял свою тягостную повесть. Здесь, под городом, на 10-м километре, во время войны было расстреляно 12 тысяч мирных жителей. «Ну мы, пацаны, мне лет десять тогда было, бегали смотреть, как расстреливали. Привозили их в крытых машинах. Раздевали до исподнего. От шоссе шёл противотанковый ров. Так вот, надо рвом их и били из пулемёта. Кричали они все страшно - над степью стон стоял. Был декабрь. Все снимали галоши. Несколько тыщ галош лежало. Мимо по шоссе ехали телеги. Солдаты не стеснялись. Солдаты все пьяные были. Заметив нас, дали по нам очередь. Да, ещё вспомнил - столик стоял, где паспорта отбирали. Вся степь была усеяна паспортами. Многих закапывали полуживыми. Земля дышала. Потом мы нашли в степи коробочку из-под гуталина. Тяжёлая. В ней золотая цепочка была и две монеты. Значит, все сбережения семьи. Люди с собой несли самое ценное. Потом я слышал, кто вскрывал это захоронение, золотишко откапывал. В прошлом году их судили. Ну об этом уже вы в курсе»… Я не только знал, но и написал поэму под названием «Алчь» об этом. Подспудно шло другое название: «Ров». Я расспрашивал свидетелей. Оказавшиеся знакомые показывали мне архивные документы. Поэма окончилась, но всё не шла из ума. Снова и снова тянуло на место гибели. Хотя что там увидишь? Лишь заросшие километры степи. «…У меня сосед есть, Валя Переходник. Он, может, один из всех и спасся. Его мать по пути из машины вытолкнула». Вылезаем. Василий Фёдорович заметно волнуется. Убогий, когда-то оштукатуренный столп с надписью о жертвах оккупантов осел, весь в трещинах, говорит скорее о забвении, чем о памяти. «Запечатлимся?» Приятель расстегнул фотоаппарат. Мимо по шоссе нёсся поток «МАЗов» и «Жигулей». К горизонту шли изумрудные всходы пшеницы. Слева на взгорье идиллически ютилось крохотное сельское кладбище. Ров давно был выровнен и зеленел, но угадывались его очертания, шедшие поперёк от шоссе километра на полтора. Белели застенчивые ветки зацветшего терновника. Чернели редкие деревца акаций. Мы, разомлев от солнца, медленно брели от шоссе. И вдруг - что это?! На пути среди зелёного поля чернеет квадрат свежевырытого колодца; земля сыра ещё. За ним - другой. Вокруг груды закопанных костей, истлевшая одежда. Чёрные, как задымленные, черепа. «Опять роют, сволочи!» - Василий Фёдорович осел весь. Это было не в кинохронике, не в рассказах свидетелей, не в кошмарном сне - а здесь, рядом. Вот только что откопано. Череп, за ним другой. Два крохотных, детских. А вот расколотый на черепки взрослый. «Это они коронки золотые плоскогубцами выдирают». Сморщенный женский сапожок. Боже мой, волосы, скальп, детские рыжие волосы с заплетённой косичкой! Как их туго заплетали, верно, на что-то ещё надеясь, утром перед расстрелом!.. Какие сволочи! Это не литературный приём, не вымышленные герои, не страницы уголовной хроники, это мы, рядом с несущимся шоссе, стоим перед грудой человеческих черепов. Это не злодеи древности сделали, а нынешние люди. Кошмар какой-то. Сволочи копали этой ночью. Рядом валяется обломленная сигаретка с фильтром. Не отсырела даже. Около неё медная прозеленевшая гильза. «Немецкая», - говорит Василий Фёдорович. Кто-то её поднимает, но сразу бросает, подумав об опасности инфекции. Черепа лежали грудой, эти загадки мирозданья - коричнево-тёмные от долгих подземных лет - словно огромные грибы-дымовики. Глубина профессионально вырытых шахт - около двух человеческих ростов, у одной внизу отходит штрек. На дне второй лежит припрятанная, присыпанная совковая лопата - значит, сегодня придут докапывать?! В ужасе глядим друг на друга, всё не веря, как в страшном сне это. До чего должен дойти человек, как развращено должно быть сознание, чтобы копаться в скелетах, рядом с живой дорогой, чтобы крошить череп и клещами выдирать коронки при свете фар. Причём даже почти не скрываясь, оставив все следы на виду, демонстративно как-то, с вызовом. А люди, спокойно мчавшиеся по шоссе, наверное, подшучивали: «Кто-то опять там золотишко роет?» Да все с ума посходили, что ли?! Рядом с нами воткнут на колышке жестяной плакат: «Копать запрещается - кабель». Кабель нельзя, а людей можно? Значит, даже судебный процесс не приостановил сознания этой сволочи, и, как потом мне рассказывали, на процессе говорили лишь о преступниках, не о судьбе самих погребённых. А куда глядит эпидстанция? Из этих колодцев может полезть любая зараза, эпидемия может сгубить край. По степи дети бегают. А эпидемия духовная? Не могилы они обворовывают, не в жалких золотых граммах презренного металла дело, а души они обворовывают, души погребённых, свои, ваши! Милиция носится по шоссе за водителями и рублишками, а сюда и не заглянет. Хоть бы пост поставили. Один на 12 тысяч. Память людей священна. Почему не подумать не только о юридической, но и о духовной защите захоронения? Кликните клич, и лучшие скульпторы поставят стелу или мраморную стенку. Чтобы людей священный трепет пробрал. 12 тысяч достойны этого. Мы, четверо, стоим на десятом километре. Нам стыдно, невпопад говорим - что, что делать? Может. газон на месте разбить, плитой перекрыть и бордюр поставить? Да и об именах не мешало бы вспомнить. Не знаем что - но что-то надо сделать, и немедленно. Так я вновь столкнулся с ожившим прошлогодним делом № 1586. Ты куда ведёшь, ров?

Вступление

Обращаюсь к читательским черепам: неужели наш разум себя исчерпал? Мы над степью стоим. По шоссе пылит Крым. Вздрогнул череп под скальпом моим. Рядом - чёрный, как гриб-дымовик, закопчён. Он усмешку собрал в кулачок. Я почувствовал некую тайную связь - будто я в разговор подключён - что тянулась от нас к аппаратам без глаз, как беспроволочный телефон. - …Марья Львовна, алло! - Мама, нас занесло… - Снова бури, помехи космич… - Отлегло, Александр? - Плохо, Фёдор Кузьмич… - Прямо хичкоковский кич… Черепа. Тамерлан. Не вскрывайте гробниц. Разразится оттуда война. Не порежьте лопатой духовных грибниц! Повылазит страшней, чем чума. Симферопольский не прекратился процесс. Связь распалась времён? Психиатра - в зал! Как предотвратить бездуховный процесс, что условно я «алчью» назвал?! Какой, к чёрту, поэт ты, «народа глас»? Что разинул свой каравай? На глазах у двенадцати тысяч пар глаз сделай что-нибудь, а не болтай! Не спасёт старшина. Посмотри, страна, - сыну мать кричит из траншей. Окружающая среда страшна, экология духа - страшней. Я куда бы ни шёл, что бы я ни читал, - всё иду в симферопольский ров. И, чернея, плывут черепа, черепа, как затмение белых умов. И когда я выйду на Лужники, то теперь уже каждый раз я увижу требующие зрачки двенадцати тысяч пар глаз.

Ров

Не тащи меня, рок, в симферопольский ров. Степь. Двенадцатитысячный взгляд. Чу, лопаты стучат благодарных внучат. Геноцид заложил этот клад. - Задержите лопату! - Мы были людьми. - На, возьми! Я пронёс бриллиант. - Ты, папаша, не надо костями трясти. Сдай заначку и снова приляг. Хорошо людям первыми радость открыть. Не дай бог первым вам увидать эту свежую яму, где череп открыт. Валя! Это была твоя мать. Это быль, это быль, это быль, это быль, золотая и костная пыль. Со скелета браслетку снимал нетопырь, а другой, за рулём, торопил. Это даль, это даль, запредельная даль. Череп. Ночь. И цветущий миндаль. Инфернальный погромщик спокойно нажал после заступа на педаль. Бил лопаты металл. Кто в свой череп попал? Но его в темноте не узнал. Тощий, как кочерга, Гамлет брал черепа и коронок выдёргивал ряд. Человек отличается от червя. Черви золото не едят. Ты куда ведёшь, ров? Ни цветов, ни сирот. Это кладбище душ - геноцид. Степью смерч несётся из паспортов. И никто не принёс гиацинт.

Легенда

«Ангел смерти является за душой, как распахнутый страшный трельяж». В книгах старых словес я читал, что он весь состоял из множества глаз. И философ гадал над загадкой зеркал, - почему он из множества глаз? Если ж он ошибался (отсрочен ваш час), - улетал. Оставлял новый взгляд. Удивлённой душе он дарил пару глаз. Достоевский ею был, говорят. Ты идёшь по земле, Валентин, Валентин! Ангел матери тебя спас. И за то наделил тебя зреньем могил из двенадцати тысяч пар глаз. Ты идёшь меж равнин, новым зреньем раним. Как мучителен новый взгляд! Грудь не в блеске значков - в зрячих язвах зрачков. Как рубашки шерстят! Ты ночами кричишь, Видишь корни причин. Утром в ужасе смотришь в трельяж. Но когда тот, другой, прилетит за душой, ты ему своих глаз не отдашь. Не с крылом серафим, как виндсерфинг носим, вырывал и врезал мне язык. Меня вводит без слов в симферопольский ров ангел - Валя Переходник.

Дело

Ты куда ведёшь, ров?
Убивали их в декабре 1941 года. Симферопольская акция - одна из запланированных и проведённых рейхом. Ты куда ведёшь, ров, куда? В дело № 1586. «…систематически похищали ювелирные изделия из захоронения на 10-м километре. В ночь на 21 июня 1984 года, пренебрегая нормами морали, из указанной могилы похитили золотой корпус карманных часов весом 35,02 гр. из расчёта 27 рублей 30 коп. за гр., золотой браслет 30 гр. стоимость 810 руб. - всего на 3325 руб. 68 коп. …13 июля похитили золотые коронки и мосты общей стоимостью 21925 руб., золотое кольцо 900-й пробы с бриллиантом стоимостью 314 руб. 14 коп., четыре цепочки на сумму 1360 руб., золотой дукат иностранной чеканки стоимостью 609 руб. 65 коп., 89 монет царской чеканки стоимостью 400 руб. каждая»… (т.2 л. д. 65 - 70). Кто был в деле? Врач московского института АН, водитель «Межколхозстроя», рабочий, подсобный рабочий, работник кинотеатра. Русские, азербайджанец, украинец, армянин. Возраст 28 - 50 лет. Отвечали суду, поблёскивая золотыми коронками. Двое имели полный рот «красного золота». Сроки они получили небольшие, пострадали больше те, кто перепродавал.
Подтверждено, что получили они как минимум 68 тысяч рублей дохода. Одного спросили: «Как вы себя чувствовали, роя?» Ответил: «А как бы вы чувствовали себя, вынимая золотой мост, повреждённый пулей? Или вытащив детский ботиночек с остатком кости?» Они с трудом добились, чтобы скупка приняла этот бракованный товар.

Мария Яновна

Звать её Марья Янна. Гагарина, 6. Ах, душа Марья Янна, несёшь нам поесть! Гиацинты растишь. Дочке Даше в войну было 10. Окончила после филфак. Хохотушка. Веснушки растила. Врача полюбила. Их первенец Александр модно стриженый, как арестант, стал поэтом. Вчера написала «ЛГ»: «Новый Пушкин! Дождались мы наконец. Правда, сложен. Но трудно попасть на концерт. Жизнь другого сынка непонятна пока, основал он ансамбль «ДНК». Марьи Яновны правнучка Анастаси… …Словно поле-перекати, череп Мария Яновна мчит по степи, череп Дашенька - лет десяти.

Алчь. Прежний пролог

Вызываю тебя, изначальная алчь! Хоть эпоха, увы, не Ламанч. Зверю нужен лишь харч. Человек родил алчь. Не судья ему нужен, а врач. Друг, болеет наш дух. Ночью слышите плач? Это страсть одиночек - алчь. Алых Медичей плащ. Острый рост недостач. Горит ресторан «Изба». Губят товарищей метастазы - алчба. Не зарази меня чёрной кровью, шприц спрячь, страсть, соперничающая с любовью - алчь!.. - Это алчь, это алчь, первородная алчь, я нужна организму, как желчь, на костях возвела я аркады палацц, основала Канберру и Керчь. Как надвинусь я, алчь, всё окутает мрачь, будет в литературе помалчь… Что богаче, чем алчь? Слаб компьютер и меч. Да и чем меня можешь ты сжечь? - Только Речь, что богаче тебя, только Речь, только нищая вещая Речь. - Только Алчь. Только алчь, бездуховная алчь. Только «Ал», только «а!..», только «чь». · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · - Только Речь, только Речь, изначальная Речь. Как река, расправляется речь. Вопроса «преступить - не преступить» у них не было. Не найти в них и инфернального шика шалостей Геллы и Бегемота. Всё было чётко. Работенка доставалась тяжёлая, ибо в основном лежали люди небогатые, так что промышляли больше коронками и бюгелями. Бранились, что металл скверной пробы. Ворчали, что тела сброшены беспорядочной грудой, трудно работать. Один работал в яме - двое вверху принимали и разбивали черепа, вырывали плоскогубцами зубы, - «очищали от грязи и остатков зубов», возили сдавать в симферопольскую скупку «Коралл» и севастопольскую «Янтарь», скучно торгуясь с оценщицей Гайда, конечно, смекнувшей, что «коронки и мосты долгое время находились в земле». Работали в резиновых перчатках - боялись инфекции. Коллектив был дружный. Крепили семью. «Свидетель Нюхалова показала, что муж её периодически отсутствовал дома, объяснял это тем, что работает маляром-высотником, и регулярно приносил зарплату». Духовные процессы научно-технического века породили «новый роман», «новое кино» и психологию «нового вора». По аналогии с массовым «поп-артом» и декадентским «арт-нуово» можно разделить сегодняшнюю алчь на «поп-алчь» и «алчь-нуово». Первая попримитивнее, она работает как бы на первородном инстинкте, калымит, тянет трояк в таксопарке у таксиста, обвешивает. Вторая - сложнее, она имеет философию, сочетается с честолюбием и инстинктом власти. Но какой пробой измерить чудовищность такого нового жанра, как обворовывание душ? В первый день процесса, говорят, зал был заполнен пытливыми личностями, внимающими координатам захоронения. На второй день зал опустел - кинулись реализовывать полученные сведения. Лопаты, штыковые и совковые, прятали на соседствующем сельском кладбище. Копали при свете фар. С летнего неба, срываясь, падали зарницы, будто искры иных лопат, работающих за горизонтом. Ты куда ведёшь, ров?

Скупой рыцарь НТР

Кто ночами под настурции зарывает свой талант? Скупой рыцарь НТР зарывает бриллиант. Пол-участка заминировал скупой рыцарь НТР. Зарываешь, замминистра, свой портфель. В том портфеле - «Волга», «Вольво», полстраны и особняк, твоя бешеная воля, бывший парень из общаг. В уши вдев Марио Луци, презирает тебя дочь. Скупой рыцарь НТР, посмотри, какая ночь! «Бриллианты на деревьях, Бриллианты на полях, Бриллианты на дороге, Бриллианты в небесах…» Сын твой дохнет от поп-арта. Жена копит арт-нуво. Твой шофёр грешит поп-алчью. Тебя точит алчь-нуво. Утром на крылечко выйдешь и увидишь страшный сад - он растёт всё выше, выше, с ветвей «видео» висят. Видно всем бесповоротно, что закапывал в мечтах. На вершинах вертолёты несут золото в брусках. «Бриллианты на дорогах, Бриллианты на полях Я ошибся - на деревьях, Бриллианты в небесах». Куда ведёт цепная реакция симферопольского преступления, зацепленного с людской Памятью, связью времён, понятиями свободы и нравственности? Повторяю, это процесс не уголовный - духовный процесс. Не в шести могильных червях дело. Почему они плодятся, эти новорылы? В чём причина этой бездуховности, отрыва от корней, почему сегодня сын выселяет мать из жилплощади? Или это разрыв кровной родовой связи во имя отношений машинных? Почему, как в Грузии, ежегодно не отмечаем День поминовения павших? Память не закопать.
«Немецко-фашистскими захватчиками на 10-м км были расстреляны мирные жители преимущественно еврейской национальности, крымчаки, русские», - читаем мы в архивных материалах. Потом в этом же рву казнили партизан. Это глубины священно-исторические. А нажива на прошлом, когда кощунственно сотрясают священные тени? Боян, Сковорода, Шевченко учили бескорыстию. Не голод, не нужда вели к преступлению. Почему в вечных, страшных и святых днях Ленинградской блокады именно голод и страдание высветили обострённую нравственность и бескорыстный стоицизм? Почему ныне служащий морга, выдавая потрясённой семье тело бабушки и матери, спокойно предлагает: «Пересчитайте у покойницы количество зубов ценного металла», не смущаясь ужасом сказанного? «Меняется психология, - говорит мне, щурясь по-чеховски, думающий адвокат, - ранее убивали попросту в «аффекте топора». Недавно случай был: сын и мать сговорились убить отца-тирана. Сынок-умелец подсоединил ток от розетки к койке отца. Когда отец, пьяный, как обычно, на ощупь лежа искал розетку, тут его и ударило. Правда, техника оказалась слаба, пришлось добивать». Только двое из наших героев были ранее судимы, и то лишь за членовредительство. Значит, они были как все? В ресторанах они расплачивались золотом, значит, вокруг все знали? Чья вина здесь? Откуда выкатились, блеснув рёбрышками пробы, эти золотые червонцы, дутые кольца, обольстительные дукаты - из тьмы веков, из нашей жизни, из сладостного Средиземноморья, из глуби инстинкта? Кому принадлежат они, эти жетоны соблазна, - мастеру из Микен, недрам степи или будущей ларёшнице? Кто потерпевший? Кому принадлежат подземные драгоценности, чьи они? Мы стоим на 10-м километре. Ничья трава свежеет вокруг. Где-то далеко к северу тянутся ничьи луга, ничьи рощи разоряются, над ничьими реками и озёрами измываются недостойные людишки? Чьи они? Чьи мы с вами?

Озеро

Я ночью проснулся. Мне кто-то сказал: «Мёртвое море - священный Байкал». Я на себе почувствовал взор, Будто я моря убийца и вор. Слышу - не спит иркутянин во мгле. Курит. И предок проснулся в земле. Когда ты болеешь, все мы больны. Байкал, ты - хрустальная печень страны! И кто-то добавил из глубины: «Байкал - заповедная совесть страны». Плыл я на лодке краем Байкала. Вечер посвечивал вполнакала. Ну, неужели наука солгала над запрокинутым взором Байкала? И неужели мы будем в истории - «Эти, Байкал загубили которые»? Надо вывешивать бюллетень, как себя чувствует омуль, тюлень. Это не только отстойников числа - совесть народа должна быть чистой. Вот почему, указав показуху, борются наши прорабы духа, чтоб заповедником стало озеро, чтоб его воды не целлюлозило, чтобы никто никогда не сказал: «Мёртвое море - священный Байкал».

Долг

История - прямо долговая яма. Мне должен Наполеон Арбат, который был спалён. Чингисхан мне должен 300 лет назад непостроенный БАМ. Одно лицо должно мне Садовое кольцо. Продолжим. Я должен недочитанному поэту по имени Спир. Дрожжин. Я должен мальчику 2000-го года за газ и за воду и погибшую северную рыбу. (Он говорит: «Спасибо!»). Поднесут ли лютики к столетию научно-технической революции?

Человек

Прости мне, человеку, человек, - история, Россия и Европа, что сил слепых чудовищная проба приходится на край мой и мой век. Прости, что я всего лишь человек. Надежда, коронованная Нобелем, Как страшный джинн, рванулась над Чернобылем. Простите, кто собой закрыл отсек. Науки ль, человечества ль вина? Что пробило и что ещё не пробило, и что предупредило нас в Чернобыле? А вдруг - неподконтрольная война? Прощай, надежд великое враньё. Опомнись, мир, пока ещё не поздно! О боже! Если я - подобье божье, прости, что ты - подобие моё! Бог - в том, кто в заражённый шёл объект, реактор потушил, сжёг кожу и одежду. Себя не спас. Спас Киев и Одессу. Он просто поступил, как человек. Бог - в музыке, написанной к фон Мекк. Он - вертолётчик, спасший и спасимый, и доктор Гейл, ровесник Хиросимы, в Россию прилетевший человек.

Больница

Мы потом разберёмся, кто виноват, где познанья отравленный плод? Вена ближе Карпат. Беда вишней цветёт. Открывается новый взгляд. Почему он в палате глядит без сил? Не за золото, не за чек. Потому что детишек собой заслонил, Потому что он - человек. Когда робот не смог отключить беды, он шагнул в заражённый отсек. Мы остались живы - и я, и ты - потому что он - человек. Неотрывно глядит, как Феофан Грек. Мы одеты в спецреквизит, чтоб его собой не заразить, потому что он - человек. Он глядит на тебя, на меня, на страну. Врач всю ночь не смежает век, костный мозг пересаживает ему, потому что он - человек. Донор тоже не шиз - раздавать свою жизнь. Жизнь одна - не бездонный парсек. Почему же он смог дат ему костный мозг? Потому что он - человек. Он глядит на восход. Восемь душ его ждёт. Снится сон - обваловка рек. Верю, он не умрёт, это он - народ, потому что он - человек.

Точка

Среди пустых черепков-планет, единственная жива, смеётся, мыслит мильоны лет, Моцарта свищет, ищет слова Земли зелёная голова. Кнопка. Ничего нет.

Йорик

Володя, быть или не быть частью духовного процесса, в котором бог, энергосбыт, не понимает ни бельмеса? Володя, быть или не быть свидетелем, как честолюбец, отрыв при помощи копыт, в твой череп вводит плоскогубец? Что там, Володя? Как без шор жизнь смотрится? Что там за кадром? Так называемой душой быть иль не быть? - вот в чём загадка. Что мучит? Что сказать хотел? Иль как бывало, с репетиций в квартиру нашу на Котель- нической входишь подкрепиться? Сегодня «быть», значит «не быть». Но должен кто-то убить злое! Об этом чёрный до орбит Белеет череп на изломе. Бедный Володя! Йорик, выйдь! Шесть лет поёшь, губ не имея, богатый тем, что не забыть. Так кто имеет, не умеет. Оттуда «быть или не быть» поёшь над непростою родиной, богатой тем, что не забыть. Володя, Гамлет подворотен!.. Лишь женщина вздохнёт сквозь быт: «Бедный, бедный Володя»… «Быть - не быть», «быть - не быть», - вечный голос окрест. «Не быть» - заступ долбит, чтоб забыть. Ты побил старый тест. Ты, не будучи, есть. Жаль, что дальше, чем Мозамбик. Ты куда ведёшь, ров? Что столбы чередой телефонные говорят? Будто стайки далёких от нас черепов изоляторами сидят.

Глаза и драгоценности рва

- Серые карие живые вопрошающие детские девичьи женские близорукие бирюзовые невинные влюблённые ангельские масличные смешливые чёрные жгучие страстные прекрасные всевидящие непростившие бешеные святые голубые невыносимые счастливые всевышние синие - (золотые холодные комиссионные гранатовые гранёные греческие турецкие витринные большие фальшивые изумрудные предсвадебные зябкие подаренные обалденные надетые нагретые родные носимые зацелованные) - испуганные арестованные заметавшиеся отчаянные жалкие покорные гонимые - (спрятанные защитные притаившиеся родные тёплые) - плачущие страшные непонимающие слепые понявшие гневные молящие мёртвые - (зарытые ледяные забытые) - серые карие наглые оценивающие - (очищенные золотые магазинные сверкающие заприходованные сторублёвые) - небесные вопрошающие вечные

Исповедь дисплейбоя

Никому не должен я ни черта! Что ж деньгам под землёй лежать? Верещагин в авоське несёт черепа, как пустую посуду сдавать. Да, я - гробокопатель. А ваша мораль не вскрывала ль великих могил? Рук в крови не марал - разве я их убил? Кем я был, сексспортсмен, человек без проблем, хохма духа в компашке любой, сочетающий секс с холодком ЭВМ? Я назвал бы себя - дисплейбой. В пиджаках цвета обоев ходит племя дисплейбоев. Чтоб в семье не было сбоя, вызывайте дисплейбоя. Что с тобою, дисплейбой, не курить же нам «Прибой»? Нету денег, дисплейбои, спрограммируем любое! «2-17-40 Люб… …86 проба… руб…» Доктор, дай укол двойной! Поломался дисплейбой. Слева - боль. Ты всю ночь ломаешь спички. Снятся детские косички. Поломала всю программу Вали мама…

Старый танковый ров, где твои соловьи? Танго слушает век-волкодав. «Если нету любви, ты меня не зови, всё равно не вернёшь никогда…» Про сегодняшнюю конъюнктуру любви рассказала мне повесть свою визави, в Вене пепел стряхнув с ноготка.

Венская повесть

Я медлила, включивши зажиганье. Куда поехать? Ночь была шикарна. Дрожал капот, как нервная борзая. Всё нетерпенье возраста Бальзака меня сквозь кожу пузырьками жгло - шампанский воздух с примесью бальзама! Я опустила левое стекло. И подошли два юные Делона - в манто из норки, шеи оголённы. «Свободны, мисс? Расслабиться не прочь? Пятьсот за вечер, тысячу за ночь». Я вспыхнула. Меня, как проститутку, восприняли! А сердце билось жутко: тебя хотят, ты блеск, ты молода! Я возмутилась. Я сказала: «Да». Другой добавил, бёдрами покачивая, потупив голубую непорочь: «Вдруг есть подруга, как и вы - богачка? Беру я так же - тысячу за ночь». Ах, сволочи! продажные исчадья! Обдав их газом, я умчалась прочь. А сердце билось от тоски и счастья! «Пятьсот за вечер, тысячу за ночь». Супермены, они без дам себя не мыслили. «…23 сентября в 20 часов в квартире… - предложил гр. Ш. купить у него золотую монету царской чеканки достоинством 10 руб. и назвал цену монеты 500 руб., с целью получить при этом наживу стоимостью 140 руб., пояснив, что только за указанную сумму продаст монету ей. Однако свой преступный замысел до конца не довёл по не зависящим от него причинам, т. к. Ш. отказалась покупать монету…» «…25 сентября в 17 часов, будучи в состоянии алкогольного опьянения, в квартире гр. Фасоновой беспричинно, из хулиганских побуждений, громкой нецензурной бранью стал оскорблять Фасонову, проявляя особую дерзость, схватил её за плечи, плевал ей в лицо, затем стал избивать её в помещении кухни, наносил удары по туловищу и по другим частям тела, причинив ей согласно заключения судебно-медицинской экспертизы мелкие телесные повреждения, не повлёкшие расстройство здоровья. Свои хулиганские действия он продолжал в течение 20 - 30 мин., чем мешал спокойному отдыху окружающих его людей» (т. 1, л. д. 201 - 203). Ты куда ведёшь, ров?

Яма

Спрыгнул в яму я. Тень обняла меня. День был вверху. Череп я увидал. Я по рыхлой земле сделал шаг в угол, к мгле и почувствовал страшный удар… Я очнулся. Горят канделябры, троясь. Подземелье похоже на склад. Все безглазы. Тот пьёт, запахнув свой трельяж. - Что тебе? - говорят. - Новый взгляд. Хохотали. Рыдали: «Дегенерат! Жизнь отдай - и бери. Но немыслим возврат. Проживает поэт столько жизней подряд, сколько раз обновляется взгляд». И я отдал все жизни свои за взгляд. О, успеть бы разъять и безглазым раздать!.. И последнее, что я успел увидать - это прежней тебя, и отца, и мать… · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · «На лопату совковую ты ступил. И она огрела тебя по лбу». Я лежу на лугу. Я смеюсь что есть сил. Веки режет мне синь. Как тебя я люблю! Не сестра моя, жизнь, а любимая - жизнь, я люблю твоё тело, и душу, и синь, как от солнца дрожат, зажимая мне взгляд, твои пальчики, чёрные от маслят! Ты куда ведёшь, ров? Тени следуют за нами. Слова оживают. В своё время я написал стихотворение «Живое озеро», посвящённое закарпатскому гетто, расстрелянному в годы войны фашистами и затопленному водой. В прошлом году я прочитал стихи эти на вечере в Ричмонде. После вечера ко мне подошла Ульяна Габарра, профессор литературы Ричмондского университета. Ни кровиночки не было в её лице. Один взгляд. Она рассказала, что вся семья её погибла в этом озере. Сама она была малышкой тогда, чудом спаслась, потом попала в Польшу. Затем в Штаты.
Стихотворение это в своё время иллюстрировал Шагал. На первом плане его рисунка ребёнок оцепенел на коленях матери. Теперь для меня это Ульяна Габарра. Поэма ли то, что я пишу? Цикл стихотворений? Вот уж что менее всего меня занимает. Меня занимает, чтобы зла стало меньше. Закопчённый череп на меня глядит. Чем больше я соберу зла на страницы - тем меньше его останется в жизни. Сочетается ли проза с поэзией? А зло с жизнью? Ещё в «Озе» я впервые ввёл прозу в поэму, но там у неё была фантасмагорийная задача. Протокольная проза «дела» куда чудовищнее фантазии. Люди раскрывались, когда я говорил и об этих фактах. Одни делали голубые глаза, другие не советовали ввязываться. К счастью, большинство иных. Но сейчас симферопольским умельцам некие лица заказали изготовить металлоискатели по схемам, опубликованным в радиожурнале. Повествование затягивается. Ров тянется. Новые и новые лица открываются. Когда этот ужас кончится? Но нет, ещё прут, ещё… Ты куда, ров, ведёшь?

Рэкет

Мотоциклов рокот. Городок над речкой. Из сберкассы вкладчика ведут взашей. Милицейский рэкет, милицейский рэкет раскошеливает торгашей. Это преступление огорошивает. Начали на спор. А того, кто ропщет, пытали в роще - фарами в упор. «Что дерёшь за джинсы, Капитолина?» «А каждому начальничку - в лапу, плиз?!» Где тут пережитки капитализма? Их деды не застали капитализм. Мальчики-лимитчики, чем вас зациклило? Бездны подсознания - не «ать-два». В демонских крылатках на мотоциклах тысячелетняя летит алчба. Но на то законы, чтоб срывать погоны. Городок от слухов оцепенел. Без ремня выводит на моционы этих - настоящий милиционер. У него от пули отметина свежа, гимнастёрка дважды зашита от ножа.

Скорпомощь

Среди деловых скорпионищ, живущих поблизости льгот, с короткою стрижкой скорпомощь, спасая несчастных, живёт. Куда ты уносишья в полночь? Саму бы тебя спасти! Твой путь перекрыт, скорпомощь, и ров поперёк пути.

Пародийное

«Наш завод без наград. Он опять заскучал. Меня шлёт агрегат закупать к фирмачам. Жру ликёр. «Шарп» беру. Я почти как в раю. Снял игру! Договор не подписываю. Фирмачи пошли пятнами по щекам. - Провоцировали? - Да ещё как! Там в витринах и виски и ветчина и прочая антисоветчина. Он опять без наград заскучал, наш завод. Закупать агрегат к фирмачам меня шлёт. Как в раю! «Шарп» беру, «Дживиси». Жру ликёр. Снял игру! Не подписываю договор. Заскучалнашзаводбезнаградонопять кфирмачамменяшлётагрегатзакупать жруликёрфенвсемьюдживисишарпберу договорнеподписываюснялигру Заскучал наш завод. Он опять без наград…»

Новый взгляд

Что хочу? Новый взгляд, так что веки болят. Что хочу? Ренессанс. Стань, Одесса, Рязань, духовной Тосканой для нас! Чтоб потомкам не алчь мы оставили - ярчь, как Блаженного ананас. В «Новой жизни», как злак, зеленел новый взгляд. Новый взгляд породил Ренессанс. Я как столб философский хочу открыть, башню Сухареву воскресить. Против чтоб Склифосовки алела, бела, НТР эпохи Петра. Я хочу, чтобы дом, не испортив земли, на воздушной подушке парил, чтоб зоил не корил за отрыв от Земли - за отрыв бы от неба корил. Новый взгляд! Новый взгляд не приемлет сатрап, в этом Фёдоров мне собрат. 20 млн. близоруких, слепых вполне. Прорезается зренье в стране. Я приехал к нему ещё в травлю и свист. Он похож на бобра. Некрылат. В робе, как космонавт, запустив свежий твист, он пилоту врезал новый взгляд. Я хочу, чтоб ушла человечья нужда, не дожить до получки когда. Нет эпохи палочной деревень, когда шёл «за палочки» трудодень. Разве алчь, если хочется жить по-людски? Если только не алчна душа, что создал, получи - от машины ключи и брильянт в нефальшивых ушах. Каждой женщины ласково-трудная жизнь непременно должна быть одета, если ночью - в Веласкеса кисть, если днём - то в костюм от Кардена. Одеваясь, живя, страдая, достигайте уровня мирового нестандарта! (Одеколон «8-е Марта» перекрыл все мировые нестандарты.) По дорожке бежит мировой нестандарт. Загорая, лежит мировой нестандарт. Мировой нестандарт поступил в дефицит. Молодой Нострадам педсовету дерзит. Мне дороже ондатр среди ярких снегов мировой нестандарт нестандартных умов. Чтобы мир не взорвать, нужен в век моровой новый взгляд, новый взгляд, нестандарт мировой.

Летят вороны

Миграция ворон! Миграция ворон! Несётся в небесах шоссе из чёрных «Волг». Базарчик разорён. Пуст в Ховрине перрон, Электропоезд встал и в темноте заглох. Когтей невпроворот. Детей надо беречь! О чём ты каркаешь на нами, серый смерч? То, может, бюрократ, неизмерим числом, несётся из хором, ненастьями сметён? Они меняют курс. Сломался ход природ. Куда несёшься, мрак? На Керчь или покров? Ты помнишь - крот в пенсне, плетя переворот, направил на Москву миграцию воров? А может, графоман несётся напролом? Вся улица Воровского усыпана пером. Над нами небеса кричали в мегафон: «Следите за детьми! Миграция ворон». Ты с дочкою своей в коляске шла двором, Её ты от небес прикрыла животом. И по твоей спине, содравши кожи ком, промчалась бороной миграция ворон. Когда-нибудь на пляж придёте вы вдвоём. Проступит сквозь загар узор иных времён. И на её вопрос ты лишь пожмёшь плечом: «Как жаль несчастных птиц! Миграция ворон». Если алчь со временем собирается в золото, то, думаю, бескорыстность собирается художниками и становится духовными ценностями. На всенародные средства был построен храм Христа Спасителя в честь победы над Наполеоном. Бескорыстным был дар Третьякова городу своего детища. В своё время мне приходилось писать о том, что здание Третьяковки гибнет от сырости. Сейчас Москва решительно взялась за его перестройку, разрубив гордиев узел волокиты. Пунцовому серду Замоскворечья будут вставлены новые клапаны. Практически воздвигается новое здание. Но как бережно надо строить и реставрировать - ведь идёт операция на сердце! Демонтированный Демон, верещагинский «Апофеоз», философский Филонов на 4 года переезжают в запасник. Меня пригласили взглянуть последний раз на старые стены перед переселением самого большого полотна - шедевра Александра Иванова. Я шёл к Галерее через перерытые улицы и переулки - скоро здесь будет заповедная пешеходная зона. Как тревожно стало в опустевших залах! Все знали, что это необходимо и к лучшему, но какая-то грусть была, что-то уходило вместе со стенами, пропитанными дыханием стольких людей и лет.

Перед ремонтом

В год приближения Галлеи прощаюсь с Третьяковской галереей. Картины сняты. Пусты анфилады. Стремянкой от последнего холста спускался человек, похожий на Филатова. Снимали со стены «Явление Христа» Рыдают бабы. На стенах разводы. Ты сам статьями торопил ремонт. «Явление Христа» уходит от народа в запасный фонд. Ты выступал, что всё гниёт преступно, чего ж ты заикаешься от слёз? Последним капитан уходит с судна - непонятый художником Христос. Художнику Христос не удавался. Фигуркой, исчезающей из глаз, вы думали - он приближался? Он, пятясь, удаляется от вас. До нового свиданья, Галерея! До нового чертога, красота. Не нам, не нам ты явишься, Галлея. До новых зрителей, «Явление Христа». На улицу, раздвинув операторов и запахнув сатиновый хитон, шёл человек, похожий на Филатова. Я обознался. Это был не он.

Диагноз

Год уже, как столкнулся я с ужасом рва. Год уже, как разламывается голова. Врач сказал, что я нерв застудил головной, хожу в шапочке шерстяной. Джуна водит ладонями над головой, говорит: «Будто стужей несёт ледяной!» Оппонент мой хрюкает, мордой вниз: «Говорил я, что холоден модернизм». Неужели застуда идёт изнутри? И могильная мысль может мозг изнурить? Во мне стоны и крик, лютый холод миров. Ты куда ведёшь, ров?

Схватка

Лязг зубов и лопат. У 10-й версты нас закапывают мертвецы. Старорыл с новорылом, копай за двоих! Перевыполним план по закопке живых! Труд, как в тропиках - до трусов. Аэробика мертвецов. Кто свой палец отсёк, кто идёт вперехват. Кто хоронит модёрн, кто копает под МХАТ. Дёрн, как правду, - вверх дном! - Первый кто бросит ком? Вслед им ведьмы летят на лопатах верхом… Справедливый плакат водружён над шестом: «Мертвецов - большинство, а живых - меньшинство». Поживей прохрипим: «Панихиду живым!» Я улыбок зубастых не знал широчей. Аллилуйщик - теперь мастер смелых речей. Жмут с лопатою грейдерной, мудрецы. Закопают страну - только не удержи! Но живой поднимается землекоп вперехват мертвецам - Пастернак, и - горбат от лопат - Смеляков, и сажающий вишню пацан. И небесный народ рядом с ними идёт, кто рискует не за металл, чьей сапёрной лопаткою вертолёт смерть реактора закопал Мертвецы и творцы, мертвецы и творцы - вечный бой: вечный риск, вечный дых! Искры встречных лопат от Тверцы до Янцзы, схватка мёртвых лопат и живых. Пастернак, ты терновник к забору садил, бескорыстные брюки заправив в сапог. И варнак не достал тебя меж светил. Стал лопаты венец - твой венок. Как он в слове весом, мой неалчный народ. Не случайно венцом он лопату зовёт. Подымите её вверх венцом над собой - вы увидите женщину с русой косой. Отвернулась спиною. Глядит на закат. До земли опускается стержень косы. За тебя на закате сраженья кипят - мертвецы и творцы, мертвецы и творцы. Это всё матрици- рует «аз, буки, рцы» на холстах плащаниц, в адресах медресы. Есть две нации - как ты ни мельтеши - мертвецы и творцы, творцы и мертвецы. Я живу невпопад. За удары - мерси? Но за новый твой взгляд мои годы летят. Уходящего века читаю кресты в инициалах скрещённых лопат. У отверстой версты мертвецы и творцы. Нет границы у бытия. Века двадцать какого-то об изразцы обломилась лопата моя.

Финал

Жизнь - сюжета финал. Суд порок наказал. Люд к могиле спешит. Степь горчит. К ней опять скороход в тряпке заступ несёт. И никто не несёт гиацинт.

Эпилог

Я всю мерзость собрал на страницы, как врач, чтобы жечь тебя, алчь. Разве рукописи не горят? Ещё как полыхают! Вечны авторы, говорят. Ещё как подыхают. Ляг, созданье, в костёр Соколиной горы. Алчь, гори! Все четыре героя в меня глядят - Ров, Алчь, Речь, Взгляд. - Ты быть Гойей стремился для русской зари. В пепле корчатся упыри. Друг твой за бок схватился. В душе - волдыри. Или сам ты горишь изнутри? Это ревность твоя приглашает на ланч, что подпольной натурой была. Это алчь, это алчь, это хуже, чем алчь, твою жизнь искривило дотла. - Ты сгубила товарища моего. Честолюбничай, корчься, ячь!.. Словно взгляд или чистое вещество, Над огнём выделяется алчь. Я увидел, единственный из людей, вроде жалкой улыбки твоей. Совмещались в улыбке той Алконост, и Джоконда, и утконос. А за ней, словно змей ожиревший, плыло бесконечное тело твоё. И я понял, что алчь - это ров, это ров, где погиб за народом народ. Помогите - кричали из чёрных паров. И улыбка раскрыла твой рот. И увидел я гибкое жало твоё, что лица мне касалось аж. Помню, жало схватил и поджёг, как фитиль - до Камчатки вспыхнула алчь «Амнистируй, палач… Три желанья назначь…» «Три желания? Хорошо! Чтобы сдохла ты, алчь. Не воскресла чтоб, алчь И ещё - чтоб забыли тебя в мире новых страстей. В веке чистом, как альт, спросит мальчик в читалке, смутив дисплей: «А что значит слово «Алчь»?»

МАХМУДОВА Мадина Анваровна, Дагестанский государственный университет, г. Махачкала, (Republic of Dagestan), Россия

ПРОБЛЕМА МОРАЛЬНОЙ ДЕГРАДАЦИИ И БЕЗДУХОВНОСТИ В ПОЭМЕ АНДРЕЯ ВОЗНЕСЕНСКОГО «РОВ»

В статье исследуется поэма «Ров» А. Вознесенского в аспекте морально-этической проблематики, постепенной утраты духовного начала в жизни человеческой цивилизации. Автор отмечает, что в поэме проводится широкая историко-временная параллель между прошлым и настоящим, прогнозируется будущее человечества, которое находится перед реальной угрозой морально-нравственной деградации; анализирует логическую связь между частями поэмы, особенности ее структурного построения, подчиненного общему идейному замыслу. Сравнивая и сопоставляя идейно-художественный план стихотворения И.Л. Сельвинского «Я это видел» и поэму А. Вознесенского «Ров», автор приходит к выводу о большей многоплановости и многопроблемности последней. «Ров», по замыслу поэта, является и предостережением о возможности глобального морально-нравственного деградирования, напоминанием о роковых ошибках человечества, которые не должны быть преданы забвению. Резюмируется, что в целом поэма является призывом к борьбе против человеческих пороков, порицанием преступного бездействия, служит воспитанию нравственности, духовно развитой личности, патриотизма, гражданственности.

Ключевые слова: поэма, морально-этический аспект, нравственная деградация, послесловие, свидетель, преступление, алчность, война, народ, добро и зло, мертвец, ров.

DOI: 10.17748/2075-9908-2015-7-7/2-254-257

MAKHMUDOVA Madina A., Dagestan State University, Makhachkala, (Republic of Dagestan), Russia

PROBLEM OF MORAL DEGRADATION AND LACK OF SPIRITUALITY IN ANDREI VOZNESENSKY"S POEM «MOAT»

The article examines A. Voznesensky"s poem «Moat» in the aspect of moral and ethical issues, gradual loss of spirituality in the life of human civilization. The author notes that in the poem provides a broad historical - temporal parallel between the past and the present, predicted the future of humanity, which is facing a real threat of moral degradation; analyzes the logical relationship between the parts of the poem, especially its structure, a subordinate General idea. Comparing and contrasting the ideological and artistic plan of the poem by I. L. Selvinsky"s «I saw it» and the poem of A. Voznesensky «Moat», the author concludes that a more multidimensional and multipolar last. «Moat», as conceived by the poet, is and warning, a warning about global moral degradation, a reminder of the fatal errors of mankind, which should not be forgotten. It is summarized that in General the poem is a call to fight against human vices, reprimand the criminal inaction, moral education, spiritual development of personality, patriotism, citizenship.

Keywords: poem, moral and ethical aspects, moral degradation, afterword, witness, crime, greed, war, people, good and evil, dead, moat

В сентябре 1986 г. Андрей Вознесенский завершил работу над поэмой «Ров». Она появилась не только в результате событий, очевидцем которых стал поэт, но и изучения архивных материалов и материалов судебного дела. Первоначальное название поэмы звучало как «Алчь».

Вознесенский, удивляющий читателя кажущейся на первый взгляд алогичностью своих поэтических приемов, начинает поэму с «Послесловия», в котором достаточно подробно рассказано о факте, подтолкнувшем к созданию произведения. Сразу возникает вопрос, почему поэт назвал «послесловием» то, что по сути является вступлением, прологом, предисловием. Обратим внимание на самое «Послесловие». Это скупое и точное повествование, которое напоминает газетную информацию. Автор вспоминает, как в 1986 г. он с друзьями ехал от Симферополя по Феодосийскому шоссе и шофер рассказывал о расстреле во время войны 12 тысяч мирных жителей, преимущественно еврейской национальности.

В «Послесловии» рассказ шофера Василия Федоровича Лесных несет особую эмоциональную нагрузку: «Ну мы, пацаны, мне десять лет тогда было, бегали смотреть, как расстреливали. Привозили их в крытых машинах. Раздевали до исподнего. От шоссе шел противотанковый ров. Так вот, надо рвом их и били из пулемета. Кричали они все страшно - над степью стон стоял. Был декабрь. Все снимали галоши. Несколько тыщ галош лежало. Мимо по шоссе ехали телеги. Солдаты их не стеснялись. Солдаты все пьяные были. Заметив нас, дали по нам очередь. Земля дышала».

В ходе повествования выясняется, что здесь и сейчас происходит преступление, страшное своей обыденностью, - грабеж последнего приюта замученных людей: «Все только что откопано. Череп, за ним другой. Два крохотных, детских. А вот расколотый на черепки, взрослый. "Это они коронки золотые плоскогубцами выдирают"».

Преступление фашистов, по мнению поэта, равносильно тому, что совершается сейчас, на их глазах, спустя несколько десятилетий советскими гражданами, которые ради кусочка золота разрывают могилы убитых, «вторично убивая их».

Завершается «Послесловие» словами: «Ты куда ведешь, ров?» , которые в сущности являются рефреном всей поэмы.

В 1942 г., в разгар боев в Крыму, поэт старшего поколения, участник войны И. Сельвин-ский написал стихотворение «Я это видел». Поэт с горечью говорит о том, что оставило неизгладимый след в его сознании: Вот тут дорога. А там вон взгорье. Меж ними Вот этот ров.

Из этого рва поднимается горе, Горе без берегов. Нет! Об этом нельзя словами... Тут надо рычать...

Семь тысяч расстрелянных в мерзлой яме, Заржавленной, как руда .

После общей картины чудовищной расправы фашистов с мирными гражданами И. Сель-винский конкретизирует:

Парень. грудь распахнута из протеста. Бабка, которая погибла стоя. Рядом истерзанная еврейка. При ней ребенок. Как во сне .

Стихотворение Сельвинского «Я это видел» в идейном плане перекликается с поэмой А. Вознесенского, но вторая - более многопланова, многопроблемна. «Ров» - это тысячи сожженных городов и сел, лагеря смерти - Майданек, Ровенсбрук, Моабит, Бухенвальд, Освенцим. «Ров» - напоминание о том, о чем человечество не имеет права забывать, о том, что ошибки прошлого повторяются.

Таков первый слой поэмы А. Вознесенского. Второй слой не менее важный, а, может, в наше время даже более важный, касается нравственного уродства «алчи», микробы которой страшны проникновением в душу человека. Тут вспоминается стихотворение Василия Федорова «Сенегальцы», в котором «алчь» - стремление сенегальских крестьян получить богатый урожай - привела к неожиданным и трагическим последствиям.

В Сенегале закончилась гражданская война. Десятки тысяч погибших бойцов закопали, посыпали землей. Спустя много лет сенегальские крестьяне решили удобрить свои поля прахом погибших солдат. Урожай получился богатый, но началась страшная эпидемия, которая унесла тысячи жизней. Василий Федоров свое стихотворение завершает словами: Не ворошите старые могилы. Они чреваты новою бедой .

Вернемся к рассмотрению поэмы А. Вознесенского. После прозаического «Послесловия» в ней следует поэтическое «Вступление». Автор, очевидно, говорит, что после сухих точных фактов, с которыми он познакомил читателей, начинается их художественное осмысление, это и названо «Вступлением».

Первые две строчки его - обращение к современникам, к тем, кто читал о чудовищном преступлении гробокопателей. Ведь то, что они творили в десяти километрах от феодосийского шоссе, трудно постичь умом. Отсюда риторический вопрос: Обращаюсь к читательским черепам: Неужели наш разум себя исчерпал? .

Конечно, «наш разум себя» не исчерпал. Разума лишилась лишь небольшая часть нашего в целом здорового общества. Это те, кто охвачены «алчью», кто ради небольшого кусочка золота разворачивают могилы, крошат лопатами скелеты, выдергивают плоскогубцами из черепов золотые зубные коронки. Поэт словно вступил в незримую связь с мертвыми, с их черепами. Эта связь была подобна беспроволочному телефону, «что тянулась. к аппаратам без глаз». Он словно слышит голоса говорящих. Но продолжается обращение поэта к современникам:

Черепа. Тамерлан. Не вскрывайте гробниц! Разразится оттуда война. Не порежьте лопатой Духовных грибниц!

Повылазит страшней, чем чума .

Появление имени полководца Тамерлана, из голов убитых врагов строившего башни, не случайно. Поэт проводит таким образом параллель между гробокопателями ХХ века и бесчеловечной жестокостью Тамерлана. Приведенная строфа непосредственно перекликается с «Сенегальцами» Василия Федорова. А. Вознесенский словно присутствует на судебном процессе, являясь обвинителем и свидетелем. Этот процесс - суд над явлением современной действительности, которое поэт назвал «алчью».

Подобные явления несовместимы с извечной высокой нравственностью народа, и Вознесенский призывает поэта, «народа глас»: «сделай что-нибудь, а не болтай».

Он вновь и вновь возвращается к тому, чему стал свидетелем. Об этом свидетельствует и предпоследняя строфа «Вступления», в которой четвертая и пятая строки даны по принципу антитезы и являются основными в смысловом отношении: Я куда бы ни шел, Что бы я ни читал, -Все иду в симферопольский ров. И, чернея, плывут черепа, черепа, Как затмение белых умов .

В поэме «Ров» проза перемежается с поэзией. Она не разделена на главы, ее поэтическая часть состоит из стихотворений, в которых художественно, на эмоционально высоком уровне реализуется уже знакомая читателю по «Послесловию» тема. Очевидно, автор полагал, что каждое стихотворение читателями будет восприниматься как ее отдельная глава.

За «Вступлением» следует стихотворение «Ров», которое по содержанию напоминает «Послесловие». Но поэтическое слово в эмоциональном отношении выше слова прозаического. Начало этого стихотворения - обращение поэта к судьбе: Не тащи меня, рок, В симферопольский ров .

Но просьба эта риторическая: поэт уже у рва. Он слышит стук лопат и делает вывод:

Степь. Двенадцатитысячный взгляд.

Чу, лопаты стучат

Благодарных внучат.

Геноцид заложил этот клад .

Для усиления эмоционального воздействия поэт в отдельных строфах использует повтор:

Это быль, это быль,

Это быль, это быль,

Золотая и костная пыль.

Со скелета браслетку снимал нетопырь,

А другой, за рулем, торопил .

Глубокий смысл в этой строфе имеет метафора: «.браслетку снимал нетопырь». Нетопырь - большая летучая мышь. В народе к нему брезгливое, отрицательное отношение. Он символизирует темную, мрачную силу, несущую зло, гибель. Следующее стихотворение - «Легенда»: Ангел смерти является за душой, Как распахнутый страшный трельяж .

Этому ангелу поэт противопоставляет ангела матери Валентина Переходника, ангела, который его спас. Самого Валентина А. Вознесенский тоже возводит в ранг ангела, который ведет его в симферопольский ров.

Смысл «Легенды» исследователи творчества Вознесенского истолковывают по-разному. Л. Борисова считает: «Симферопольский ров - тоже рубеж, за которым должен появиться новый взгляд. И новый слух. По Вознесенскому, по легенде, особенный взгляд бывает у людей, повстречавших однажды ангела смерти» .

Иначе понимает легенду А. Мальгин: «Контрапунктные образы по ходу поэмы обрастают новыми смыслами, значениями. В начале поэмы приводится "Легенда": в старинных книгах, как утверждает поэт, написано, что за душой умершего является ангел смерти, состоящий из множества глаз. И вот поэту кажется, что Валя Переходник, приведший его к симферопольскому рву, и есть тот ангел смерти; у него двенадцать тысяч пар глаз - это глаза смотрящих из рва загубленных людей... Валя Переходник - единственный спасшийся тогда во время расстрела. Его глазами смотрят на мир те, кто не спасся» .

Говоря о борьбе добра и зла, о борьбе с алчностью, стремясь пробудить в читателе чувство ответственности за все происходящее вокруг, сопереживание и сострадание, поэт призывает к борьбе против проявлений зла, алчности, бюрократизма, разорения природы, духовного

обнищания людей. Призыв его был услышан, мародеры были наказаны, а на десятом километре Феодосийского шоссе создан мемориал, Поле Памяти.

1. Борисова Л.А. Дизайн спасет ли мир? // Молодая гвардия. - № 5. - 278 с.

2. Вознесенский А.А. Ров. - М., 1989. - 137с.

3. Мальгин А.В. Диагноз: алчь // Новый мир. - 1987. - № 8. - 258 с.

4. Сельвинский И.Л. Избранные произведения в 2-х томах. - М., 1956. Т.2. - 54 с.

5. Федоров В. Сочинения в 3-х томах. - М., 1976. Т.1. - 457 с.

1. Borisova L.A. Design will save the world? . The young guard . No. 5. 278 p. (inRuss.)

2. Voznesensky A.A. Moat. . Moscow, 1989. 137 p. (inRuss.)

3. Malgin A.V. Diagnosis: ALCI. . New world , 1987. No. 8. 258 p. (inRuss.)

4. Selvinsky I.L. Selected works in two volumes. . Moscow, 1956. Vol. 2. 54 p. (in-Russ.)

5. Fedorov V. Compositions in three volumes. Moscow, 1976. Vol. 1. 457 p. (inRuss.)

Information about the author

Махмудова Мадина Анваровна, Дагестанский государственный университет, г. Махачкала, (Republic of Dagestan), Россия

Получена: 12.11.2015

Для цитирования статьи: Махмудова М. А. Проблема моральной деградации и бездуховности в поэме Андрея Вознесенского «Ров». Краснодар: Историческая и социально-образовательная мысль. 2015. Том 7. № 7. Часть 2. с. 254-257.

doi: 10.17748/2075-9908-2015-7-7/2-254-257

Makhmudova Madina A., Dagestan State University, Makhachkala, (Republic of Dagestan), Russia

Received: 12.11.2015

For article citation: Makhmudova M.A. Problem of moral degradation and lack of spirituality in Andrei Voznesensky"s poem «Moat». . Krasnodar. Istoricheskaya i sotsial"no-obrazovatel"naya mysl"= Historical and Social Educational Ideas. 2015. Tom 7. № 7. Vol. 2. Pp. 254-257.