- Данин Д.С. Неизбежность странного мира: Научно-художественная книга о физике и физиках.
[Djv- 8.5M ]
(Москва: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1962)
Скан, обработка, формат Djv: ???, предоставил: maskkka, 2014 - ОГЛАВЛЕНИЕ:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая. Чувство, которое редко посещает человека. - Не рано ли об этом рассказывать? - Случай в долине. - Гора очарований и разочарований. - «Дух приключений» и «лучевая лихорадка». - Исток нескончаемой серии открытий. - Нет, это не были ошибки опыта! - Природный заповедник элементарных частиц. - Отчего любопытство привело нас на Арагац? (7).
Глава вторая. Дорога в город без прошлого. - Откуда этот всеобщий интерес? - Поиски верных сравнений. - Странная пустота. - Вещество и поля. - «Вы должны это обязательно вспомнить!» - Ядерная праща, готовая к бою. - Вместо опасного приручения молний. - В городе сосредоточенности. - Так уж устроен человек... - В Дубне создаются «первоосновы материи»24
Глава третья. Тысячелетние заблуждения, к которым не стоит относиться свысока. - Ненаписанный сценарий. - До этого надо было дорасти! - Уклончивость Ньютона. - Ученые шутят, как отпевают. - Планку было сорок два, Эйнштейну двадцать один. - Второе рождение световых частиц. - Чтобы чем-нибудь не пренебрегать, надо знать, чего оно стоит! (40).
Глава четвертая. «Сейчас вы сами придете к теории относительности!» - Свет нельзя остановить. - Странные размышления гимназиста Эйнштейна. - Каменное зеркало ацтеков. - Смятение старого учителя. - Незыблемые законы висят на волоске. - Не надо осуждать классиков. - Простота удивительной формулы. - В легком и быстром мире... - Сомнения возникают и рассеиваются (64).
Глава пятая. Противоречие, которое кажется безнадежным, - «Я не умею ошибаться в триста раз!» - Не те километры и не те секунды. - Что же там происходит? - Эта скорость трижды недостижима. - Тревоги маленьких мечтателей. - Космическая печаль. - Легенда или воспоминание? - Второй автограф Эйнштейна. - Призрак, путешествующий в безвременье. - Это микрокентавры (87).
Глава шестая. Романтика без романтики. - Кинокадры однообразного фильма. - Кто они, строители туманных тоннелей? - Физик имел право улыбнуться. - Летит релятивистская частица! - Что делать с подробностями? - «Поющие электроны». - История расточительства. - Грация экономного чуда. - Начало арагацкой легенды. - Миражи, миражи... - Остаются ли развалины от воздушных замков? (118).
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая. Рентген не признает электрона. - Нелепость или мудрость? - «Теперь я знаю, как выглядит атом!» - Через полчаса после рождения ядра. - Это было невероятно... - Великая трезвость Резерфорда. - У физиков не было выбора. - Спасение «обреченного атома». - «Отчего у вас голос зеленый?» - Отчаяние великих. - Единство природы (171).
Глава вторая. Наконец Бурбоны родили короля! - Мир утраченных траекторий. - «Только два физика решились на это...» - «Волны материи»? - Догадка, высказанная вовремя. - Встреча на Сольвеевском конгрессе. - Призрачная волнообразность Земли. - Мало ли что может пригрезиться теоретику!.. - Квантовая модель солнечной системы (208).
Глава третья. Несколько слов в утешение. - Вначале были два пути. - Цюрихский профессор и геттингенский ассистент. - Односторонние страсти. - «Чудо 26-го года». - В тумане приблизительности. - Ограниченность и могущество. - Вопрос без ответа. - Способ Диогена нам не годится! - Нельзя увидеть несуществующее (231).
Глава четвертая. Неустранимые неопределенности. - В трясине бессмыслиц. - С этим ничего не поделаешь! - «Каморка неточностей». - Огорчения классиков. - Драгунский капитан говорит от имени бога. - Мировые постоянные. - «Таинственный посол из реального мира». - Соотношение Гейзенберга. - Понимание непредставимого. - «Погодите, Ландау, дайте, и мне хоть слово сказать!» (259).
Глава пятая. «Трещина мира прошла через мое сердце». - Новое законодательство. - Вначале были волны. - Частицы растворяются в пространстве. - Осеняет ищущего. - «Вдвоем приведения не увидишь». - Куда же упадет электрон? - Разгаданные пси-волны. - Вероятностный мир. - Эйнштейн согласен с нами, а не с Бором. - На чьей стороне природа? (289).
Глава шестая. Еще одно расставание. - От рычага до мироздания. - Квантовая механика ссорится с фатализмом. - За Вислой в сорок четвертом году... - Это звучит как парадокс. - Закономерное в случайном. - На знаменитом конгрессе. - Драма Луи де Бройля. - Малоприятное сообщение. - Посмотрите, это белый флаг! - Киев, лето 1959 года. - История продолжается (322).
Аннотация издательства:
Путешественники, побывав в далеких странах, пишут путевые заметки. Они рассказывают о том, что видели, о том, что пленило их необычайностью и новизной. Пишут для тех, кто там не бывал.
В современной науке для каждого из нас есть незнаемые страны. Эта книга - нечто вроде заметок путешественника, побывавшего в удивительной стране элементарных частиц материи, где перед ним приоткрылся странный мир неожиданных идей и представлений физики нашего века. В своих путевых заметках автор и рассказал о том, что увидел. Рассказал для тех, кому еще не случалось проходить тем же маршрутом...
Даниил Семенович Данин, ныне известный писатель, автор прекрасных книг о физике и о таких великих физиках, как Резерфорд и Л. Д. Ландау. Он непродолжительное время пробыл в экспедиции, сохранив на дальнейшие годы признательность к алмазникам за дружескую поддержку и участие в трудный для него период жизни. Учился Д. С. Данин на физическом факультете , на старших курсах увлекся литературной деятельностью, легкомысленно покинув университет без диплома.
Прогрессирующая близорукость подчистую освобождала от армии, однако в первый же военный месяц он добровольцем вступил в ополчение и, пройдя всеми многотрудными дорогами войны, добрался до Праги. После войны стал профессиональным литературным критиком, что и принесло ему много крупных неприятностей. Появление Д. С. Данина среди алмазников сопровождалось типичными для того времени событиями, хотя при всей трагически складывающейся ситуации знакомство с ним носило комический характер.
После громкого и скандального разгрома биологической науки и уничтожения генетики началась новая кампания по так называемой борьбе с космополитизмом . С начала 1949 года передовицы центральных газет ежедневно клеймили позором злостных космополитов, окопавшихся во всех сферах науки и культуры, особенно в среде литературных критиков, порочащих якобы советскую действительность. Фамилии людей, постоянно упоминавшиеся в центральной прессе, примелькались и стали популярными, серьезность же проводившейся кампании грозила им лишением свободы. Близкие друзья горячо рекомендовали Д. С. Данину покинуть на время столицу, примкнув к какой-нибудь экспедиции, а для этой цели обратиться к родственнице одного из литераторов, работавшей в Московском геологическом управлении. В апреле алмазники шумно отмечали день моего рождения. Опоздавший к началу пиршества муж сестры оправдывался тем, что разговаривал с самым настоящим "живым космополитом", которого собирался оформлять на полевой сезон в свою геологическую партию. Эта тема обыгрывалась весь вечер, а ближе к полуночи Эд Равский торжественно выставил бутылку, и судьбу бедного космополита без его ведома перерешили... Воспринял он это известие нормально. Узнав, что за бутылку вместо смоленских и брянских лесов ему предстоит поехать в приангарскую тайгу, тут же отправился в ближайший магазин и вернулся оттуда с тремя бутылками. В благодарность же судьбе за то, что свела его с такими распрекрасными людьми, при традиционных осенних сборах алмазников после окончания полевых работ количество приносимых им бутылок увеличивалось. Появление матерого "космополита" в нашей геологической компании вносило в нее свежую струю и предоставляло великолепную возможность расширять крут знакомств с интересными людьми иных профессий.
Даниил Семенович оказался живым и очень непосредственным человеком, хотя и большим любителем несколько попозировать, что служит отличительной чертой людей его крута. Благодаря раскованности и общительности накоротке знаком был чуть ли не с половиной Москвы, значительная же часть наиболее известных в те годы писателей вообще числилась наиближайшими его друзьями. Правда, за последние месяцы многие из них поспешили забыть про былую дружбу, при встречах норовили уходить в сторону. Такая манера поведения весьма характерна для нашего привилегированного общества, и в частности для советской интеллигенции.
Алмазники же были далеки от подобных политесов, их привлекала его образованность, непосредственность и Непринужденность в общении, а главным образом, остроумие, что делало новое знакомство обоюдно приятным. Д. С. Данин показал себя великолепным рассказчиком и, зная множество забавных историй, передавал их в своей живой, непосредственной манере с актерским мастерством. Несмотря на обрушившиеся на его голову драматические коллизии, не утратил ни жизнерадостности, ни оптимизма и, оказавшись в непривычных для себя таежных условиях, сохранял неунывающий характер и остроумие. В трудную минуту искрящийся юмор помогал ему подбадривать и себя и других к месту сказанной веселой шуткой, а неиссякаемый оптимизм оказывал благотворное влияние даже на закоренелых скептиков и природных нытиков. Появление их крошечного отряда вносило оживление в однообразие таежных будней. Вечерами после продолжительных тяжелых маршрутов собирались все в лагере, раскладывали огромные костры и вели увлекательные беседы. Даже самую скучную тему Д. С. Данин способен был оживить, заполняя ее юмором, вызывавшим дружный хохот и помогавшим снимать усталость. На весь вечер мог увлеченно завладеть разговором, в который трудновато было вклиниться кому-нибудь еще, но вел его настолько оживленно и интересно, что обижаться не приходилось. Частенько общие разговоры сменялись стихами, знал же их Даниил Семенович великое множество. С актерским мастерством способен был до глубокой ночи читать прекрасные стихи мало тогда кому известных авторов. В такие вечера поэзии мне впервые от него довелось услышать В. Хлебникова, О. Мандельштама, К. Бальмонта, Р. Киплинга, сами имена которых упоминать в те годы настоятельно "не рекомендовалось"...
Ко многим своим неоспоримым достоинствам оказался он большим любителем хорошего пения и, хотя сам не обладал ни слухом, ни голосом, темпераментно подбивал затягивать популярные песни. Репертуар его был обширен, многочисленность куплетов не смущала, больше же всего по душе были фронтовые песни. Нещадно перевирая слова и уводя несройный хор от мелодии, он заглушал его своим громким голосом. Импровизированная самодеятельность заставляла единственного обладателя тонкого слуха, Эда Равского, болезненно морщиться и умоляюще взывать к прекращению нестройного песнопения.
В области физики глубина его познаний осталась для нас неизвестной, но это мало кого волновало, а в начитанности и общей образованности отказать ему было трудно. Обычно все разговоры о литературе порождали самые жаркие споры, спорщиком же он был непревзойденным, с огромным удовольствием каждого старался втягивать в спор и чаще всего выходил из него победителем. Словом, этот умный, эрудированный и эмоциональный человек очень скрасил наш первый трудный полевой сезон в Сибири, своей доброжелательностью и щедростью вызывая общее уважение.