Что принимал гитлер. Гитлер сидел на игле, а его солдаты были под кайфом. Миллионы пилюль для солдат

The Guardian опубликовало интервью с немецким историком, у которого есть своя версия того, как нацисты сумели завоевать Европу. Эту точку зрения он изложил в книге об употреблении - и злопутреблении наркотиками в Третьем рейхе.

Немецкий писатель Норман Олер живет на последнем этаже многоквартирного дома XIX века, расположенного в Кройцберге, районе Берлина на южном берегу Шпрее. Собираясь к нему в гости, будьте готовы испытать головокружение.

Во-первых, он работает и принимает посетителей в мансарде со стеклянными стенами, которые, на первый взгляд, должны рассыпаться при малейшем дуновении ветра. Сам он называет это своей «башней писателя».

Во-вторых, оттуда открывается вид на два совершенно разных Берлина: один - оживленный и динамичный, другой - призрачный и серый. Слева вы увидите забитый машинами мост Обербаумбрюкке, где во времена холодной войны был пропускной пункт, а за мостом находится самый длинный сохранившийся кусок Берлинской стены, которая вдруг переходит в построенный в 2013 году квартал элитного жилья. В большом здании напротив стены сейчас расположено издательство Universal Music, а при ГДР это был холодильный склад, где хранились яйца.

Влияет ли это на Олера, когда он сидит за своим рабочим столом и лучи света отражаются в мониторе его ноутбука? Ощущает ли он присутствие призраков прошлого? «Да, это странное чувство», - с улыбкой отвечает Олер на мой легкомысленный вопрос. Однако такие путешествия во времени для него не впервой.

«Я помню 90-е, - продолжает писатель. - Стена только что рухнула, и я экспериментировал с наркотиками - экстази, ЛСД и все такое. Наступило время техно, и в восточной части было множество пустых зданий, где мы тусовались и впервые встретились с парнями из ГДР.

Это были суровые ребята, которые не понимали, как вести себя с иностранцами, но благодаря экстази им удавалось в какой-то мере избавиться от ненависти и страха по отношению к нам. В то время можно было зайти в одно из таких зданий и словно оказаться в прошлом. Конечно, сейчас все иначе. Я больше не принимаю наркотики. Но я помню те ощущения и, возможно, именно поэтому мне удалось написать эту книгу».

Разумеется, в скором времени достоинства нового препарата оценили и солдаты. В «Тотальном кайфе» Олер приводит письмо, написанное с фронта в 1939 будущим нобелевским лауреатом Генрихом Беллем, в котором тот умоляет родителей прислать ему первитин, единственное средство, с чьей помощью он может побороть своего главного врага - сон.

В Берлине за поддержание работоспособности «одушевленных машин» вермахта, то есть, солдат, отвечал Отто Ранке, директор Института общей и оборонительной физиологии, который после проведения ряда испытаний пришел к выводу, что первитин действительно прекрасное средство для восстановления сил у изможденных солдат. Благодаря ему не только отпадала необходимость во сне (Ранке, который сам подсел на этот наркотик, утверждал, что мог без устали работать 50 часов подряд), но и наступало раскрепощение, так что сражаться становилось легче или, во всяком случае, не так страшно.

В 1940 году, когда были готовы планы вторжения во Францию через Арденны, военным врачам был разослан указ, касавшийся употребления стимуляторов, где им рекомендовалось давать солдатам по одной таблетке в течение дня, еще две ночью, с коротким перерывом между дозами, и, при необходимости, еще одну или две таблетки через 2−3 часа. Вермахт заказал для армии и люфтваффе 35 миллионов таблеток, и фабрика Temmler увеличила объемы производства, так что Беллю и его товарищам больше не надо было писать родителям просьбы прислать еще первитина.

Можно ли считать, что успех блицкрига был связан в первую очередь с тем, что вермахт использовал метамфетамин? Что думает Олер по этому поводу? «Моммзен всегда говорил мне, что нельзя сводить историю к какому-то одному фактору, - отвечает с улыбкой писатель. - Однако вторжение во Францию стало возможным благодаря наркотикам. Не было бы наркотиков, не было бы и блицкрига. Когда Гитлер узнал о плане совершить бросок через Арденны, ему понравилась эта идея, так как все силы союзников были сосредоточены на севере Бельгии. Однако верховное командование сказало, что это невыполнимо, так как солдатам ночью нужен отдых, а союзники успеют за это время отступить, и армия застрянет в горах. Но тут был издан указ о стимулянтах, и за счет этого солдаты смогли обходиться без сна три дня и три ночи. Роммель, который тогда командовал одной из танковых дивизий, был под кайфом, как и все его командиры, а без танков у них ничего бы не вышло».

После этого в верховном командовании наркотики воспринимали как эффективное оружие, благодаря которому можно было выигрывать безнадежные битвы. Например, в 1944−1945, когда было совершенно понятно, что победить союзников практически невозможно, немецкий флот поставил на вооружение серию подводных лодок, рассчитанных на одного человека; суть фантастической затеи заключалась в том, что эти субмарины размером с консервную банку достигнут устья Темзы.

Так как все это стало бы возможным только при условии того, что пилоты этих лодок обходились бы без сна в течение нескольких дней, Герхард Орцеховски, главный фармаколог военно-морских сил на Балтийском море, за неимением другого выхода начал разрабатывать новое суперсредство - кокаиновую жвачку, которая стала бы самым тяжелым наркотиком из тех, что предназначались немецким солдатам. Жвачка была испытана на узниках концлагеря Заксенхаузен, которых заставили идти по движущейся дорожке, сделанной для тестирования обувных подошв; заключенные маршировали по ней, пока не падали от изнеможения.

«Это было чудовищно и безумно, - тихо говорит Олер. - Даже Моммзен был потрясен, узнав об этом. Он никогда не слышал о таком раньше». По мере того, как наркотики начинали действовать, юные моряки, заключенные в стальные корпуса подлодок, где не могли пошевелиться и были полностью отрезаны от остального мира, страдали от тяжелейших расстройств психики и часто теряли ориентацию, так что тот факт, что они могли не спать по семь дней, уже не имел никакого значения.

«В это невозможно поверить, - говорит Олер. - Это выходит за рамки реального мира. Но если вы сражаетесь с врагом, который вас превосходит, у вас нет другого выхода. Вы должны каким-то образом стать сильнее. Вот почему террористы используют смертников. Это нечестное оружие. Если вы готовы взорвать бомбу в толпе мирных граждан, конечно, у вас все получится».

А в это время в Берлине Гитлер тоже терял связь с реальностью, и его единственным союзником оставался доктор Морелль, приземистый врач с сомнительной репутацией.

К концу 20-х годов Морелль обзавелся процветающей практикой в Берлине, и его успех был связан с вошедшими в моду витаминными инъекциями, которые он делал своим пациентам. Через одного из них, официального фотографа рейха Хайнриха Хоффмана, он познакомился с Гитлером и, поняв, что ему выпал редкий шанс, связал свою судьбу с фюрером, который длительное время страдал от мучительных болей в желудке. Морелль прописал Гитлеру препарат Мутафлор, действующим веществом которого являются бактерии, и после того, как здоровье его пациента - «пациента А», как он стал его называть - стало улучшаться, между ними завязались отношения, основанные на том, что они оба нуждались друг в друге. Оба были одинокими людьми. Гитлер не доверял никому, кроме своего врача, в то время как положение Морелля целиком и полностью зависело от фюрера.

Когда в 1941 году здоровье Гитлера серьезно ухудшилось, витаминные инъекции, которые Морелль делал ему раньше, уже не помогали, и доктору пришлось искать новые способы лечения. Сначала на самом устрашающем вегетарианце в истории были испробованы инъекции гормонов животных, затем последовала целая серия препаратов, каждый из которых был мощнее предыдущего, и, в конце концов, Морелль начал давать Гитлеру чудо-лекарство под названием юкодал, полусинтетический опиоид, являющийся близким родственником героина (сейчас он называется оксикодон).

Главное его достоинство заключается в том, что оно вызывает у пациента приступ эйфории. Прошло совсем немного времени, и Гитлеру кололи юкодал по несколько раз в день. В итоге он сочетал эти уколы с приемом двух доз высококачественного кокаина, которые первоначально был прописан ему из-за проблем со слухом, появившихся после покушения на фюрера в бункере «Волчье логово».

Намеренно ли Морелль превратил Гитлера в законченного наркомана? Или он просто не смог противостоять выработавшейся у фюрера зависимости? «Не думаю, что он сделал это нарочно, - говорит Олер. - Но Гитлер доверял ему. Когда его окружение пыталось избавиться от Морелля осенью 1944-го, Гитлер заступился за него. Впрочем, к тому моменту, он уже понимал, что оставшись без своего врача, он долго не протянет. Между ними были прекрасные отношения. Морелль любит делать инъекции, а Гитлер любил их получать. Из-за проблем с желудком ему не нравилось принимать таблетки, и он хотел быстрого эффекта. Время поджимало, Гитлер думал, что умрет молодым». Когда он понял, что стал зависимым от наркотиков? «Довольно поздно», - отвечает Олер. - Говорят, что однажды он сказал Мореллю: все это время ты давал мне опиаты. Однако, как правило, они не говорили об этом напрямую. Гитлер не любил упоминать о юкодале. Возможно, он старался отогнать от себя эти мысли. А Морелль, как и любой другой дилер , никогда не говорил открыто: да, ты подсел на наркотики, и у меня есть кое-что для тебя". Так что же, он объяснял это необходимостью лечения, а не наркозависимостью? «Да, именно так».

Эффект действия наркотиков стороннему наблюдателю мог показаться чудом. Только что Гитлер был так слаб, что едва стоял на ногах, а в следующее мгновение он энергичен и извергает проклятия в адрес Муссолини.

Кстати о Муссолини. В итальянском издании «Тотального кайфа» будет дополнительная глава. «Я выяснил, что Муссолини тоже был пациентом Морелля, который называл его „пациентом D“ от слова „дуче“. После того, как немцы сделали его марионеточным лидером Италии в 1943 году, Муссолини было велено пройти обследование у доктора».

Олер снова вскакивает и выбегает из комнаты, чтобы вернуться с очередным документом. «У меня недостаточно материала, чтобы утверждать, что он был наркоманом. Но он получал те же наркотики, что и Гитлер. Каждую неделю врач составлял отчет о его здоровье». Олер водит пальцем по напечатанному на машинке тексту и сразу переводит для меня: «Ему стало лучше, он снова играет в теннис, вздутие живота прошло... Доктор пишет о нем, как о скаковой лошади».

Однако для Гитлера худшее было еще впереди. Когда заводы, производившие первитин и юкодал, были разбомблены авиацией союзников, запасы его любимых наркотиков стали подходить к концу, и в феврале 1945 года фюрер страдал от абстинентного синдрома. Его ломало, изо рта текла слюна, и он колол себя золотым пинцетом , представляя собой жалкое зрелище. «Все описывают плохое состояние здоровья Гитлера в те последние дни, проведенные в берлинском бункере, - говорит Олер. - Однако четкого объяснения этому нет. Предполагается, что он страдал от болезни Паркинсона. Для меня же совершенно очевидно, что это было частично связано с абстинентным синдромом. Да, паршиво же ему пришлось. Он проигрывал войну, и у него был чудовищный отходняк».

Как известно, два месяца спустя Гитлер и его жена Ева Браун, еще одна пациентка Морелля (как и Лени Рифеншталь), покончили с собой. Какова же была судьба Морелля? Мы знаем, что он остался в живых, но понес ли доктор какое-то наказание?

«Думаю, что многим нацистам удалось уйти от ответственности за то, что они сделали, - говорит Олер. - Но не ему. Он не сбросил старую кожу, не начал новую карьеру, и не разбогател, написав мемуары, хотя Морелль мог заявить, что не совершал военных преступлений, и это было бы правдой. Он потерял рассудок. Перестал существовать как личность. Морелль - это трагическая фигура. Он не был по природе плохим человеком. Он был оппортунистом».

В 1947 году американцы допросил Морелля и, отчаявшись получить от него какую-либо информацию, отпустили на свободу в Мюнхене. Там его подобрала медсестра из Красного Креста, наполовину еврейка, которая пожалела превратившегося в развалину бездомного сумасшедшего. Она устроила Морелля в больницу в городе Тегернзее, где он и скончался год спустя.

«Тотальный кайф» определенно повлияет на восприятие некоторых аспектов истории Третьего рейха в будущем. Однако, конечно, даже с помощью книги Олера мы не приближаемся к тому, чтобы постичь суть национал-социализма, и писатель испытывает от этого некоторое разочарование. Сам он пытался понять это с детства (Олер родился в семье судьи и вырос рядом с французской границей). «Для того я и писал эту книгу, - говорит он. - Я надеялся, что она станет контрпропагандой нацизма».

Отец его матери во время войны работал железнодорожным инженером и был начальником небольшой станции в оккупированной Богемии. «Однажды в школе мы смотрели фильм об освобождении концентрационного лагеря, и для меня это стало шоком, - говорит Олер. - В тот день я спросил деда, видел ли он поезда, направлявшиеся в лагеря смерти. Он сказал мне, что однажды зимой видел поезд, который шел с запада, и подумал, что там находятся русские военнопленные. Но так как это был поезд для перевозки скота, который шел на восток, и из него доносились детские голоса, дед понял, что происходит что-то странное.

Мне тогда было лет 10, и я пытался понять, каким человеком был мой дед. Он ведь продолжал работать инженером на этой станции. Он не протестовал против этого. Дед сказал, что поезд охраняли эсесовцы, ему стало страшно, и он просто вернулся в свой кабинет и продолжил работу над чертежами. Он всегда говорил, что Гитлер был не так уже плох. В 80-е я часто такое слышал: все эти истории были преувеличены, сам Гитлер не знал об этих преступлениях и при нем был порядок».

Олер ненадолго замолкает и потом продолжает: «Все думают, что нацисты любили порядок. Но это был полный хаос. Работая над „Тотальным кайфом“ я понял хотя бы это. Из-за наркотиков люди чувствовали себя частью системы и могли ни о чем не думать».

Он надеется, что его книгу прочтет новое поколение немцев, которые предпочтут смотреть вперед в будущее, а не жить прошлым. Неужели правые опять на коне? Не потому ли он так хочет, чтобы его книга была прочитана? «Я думаю, что мы живем в опасное время, - отвечает Олер. - Я ненавижу эти нападки на иностранцев, но наши страны все время этим занимаются: в Ираке и других местах. Наши демократические правительства не очень-то хорошо справляются со своей работой в мире, где наступила глобализация».

При всем этом он не думает, что новая партия правых, Альтернатива для Германии, действительно представляет собой реальную угрозу (на выборах, прошедших в начале месяца, они обошли христианских демократов Ангелы Меркель).

«После войны правые никогда не получали сколько-нибудь значимую поддержку, - говорит Олер. - Мы помним историю Германии. Во времена моей молодости здесь даже немецкие флаги нигде не висели. Впервые я увидел флаг в 1990 году, когда Германия выиграла чемпионат мира по футболу. Возможно, происходящее сейчас, - это небольшой сбой».

Перед тем, как отправиться в аэропорт, я уговариваю Олера показать мне здание фабрики Temmler, которое все еще находилось в районе Йоханнисталь в бывшем Восточном Берлине, когда он там был в последний раз. В кино все сцены, где изображается ГДР, выглядят серыми и холодными, но, когда мы выезжаем в направлении отделанной белыми плитками лаборатории доктора Хаушильда, на улице ярко светит солнце. Двадцать минут спустя мы паркуемся на улице, застроенной жилыми домами, под каждым окном висят ящики с цветами, всюду тюлевые занавески и тихо, как на кладбище. «Ни фига себе, - произносит Олер, выбираясь из машины. - Ух ты. Его больше нет».

Несколько секунд мы удивленно смотрим на забор из проволоки, за которым высится куча из мусора и бетона, и на аккуратные красно-белые домики вокруг всего этого. Но тут уж ничего не поделаешь: как я ни стараюсь, у меня не получается наложить жутковатые черно-белые снимки фабрики, которые я видел в «Тотальном кайфе», на этот пригородный пейзаж в формате Техниколор. То, что всего полчаса назад на крыше у Олера казалось таким осязаемым, сейчас представляется чем-то нереальным и эфемерным - то ли сном, то ли галлюцинацией.

Анаболическими стероидами называются фармакологические препараты, имитирующие действие мужского полового гормона – тестостерона, а также дигидротестостерона, что способствует ускорению синтеза клеточного белка.
В основном они применяются в бодибилдинге для наращивания мышечной ткани. Есть сведения, что их периодически принимал нацистский фюрер Адольф Гитлер. Зачем?

Как использовали анаболические стероиды в нацистской Германии?

Впервые принцип действия этих веществ был открыт в конце XIX столетия. Тогда в этом качестве стал использоваться экстракт яичек животных. В 30-е годы ХХ века над выделением анаболиков стали работать сразу три группы ученых: из Нидерландов, Швейцарии и нацистской Германии. Так был выделен кристаллический тестостерон. В 1937 году начались испытания на людях.
По некоторым данным, нацисты испытывали искусственный тестостерон на солдатах, стараясь сделать их более агрессивными и выносливыми. Также стероиды в экспериментальных целях давали узникам концлагерей. Со временем выяснилось, что прием анаболиков имеет ряд побочных эффектов. Так, во время прохождения курса у подопытных наблюдались повышенная раздражительность и перепады настроения; повышение артериального давления и уровня холестерина; ишемическая болезнь; проблемы с печенью; угревая сыпь и задержка жидкости. Кроме того, имели место такие явления, как повышение либидо (что, впрочем, многими оценивалось как положительный эффект), гинекомастия (то есть увеличение грудных желез, что нежелательно для мужчин), остановка роста в молодом возрасте и, наконец, в редких случаях, выпадение волос. После прохождения курса половое влечение у некоторых, напротив, снижалось, и даже наступала импотенция; уменьшалась выработка спермы и наступало бесплодие. При длительном приеме и передозировке наблюдалась атрофия яичек. Иногда возникала депрессия, а в иных случаях – эффект психологического привыкания – то есть человек «подсаживался» на стероиды.

Зачем фюреру понадобились анаболики?

По одной из версий, Гитлер начал принимать анаболики, дабы соответствовать идеальному образу вождя: он надеялся, что они позволят ему чувствовать себя лучше, бодрее, выглядеть настоящим мужчиной. Также, возможно, он рассчитывал, что они улучшат качество его половой жизни. Ведь ходили слухи, что фюрер импотент, по крайней мере не может иметь нормальные отношения с женщинами. Несколько его любовниц покончили с собой при весьма подозрительных обстоятельствах.
Согласно же другой версии, Гитлер принимал стероиды по рекомендации своего личного врача.
В 1936 году фюрер начал жаловаться на плохое самочувствие: боль в желудке, проблемы с сердцем, нарушения сна, а также дрожь в левой руке и ноге. Однако медицинские обследования ничего не выявляли. Скорее всего, фюрер страдал истерией. Известно, что в 1918 году он был комиссован с фронта по причине временной потери зрения из-за газовой атаки. Во всяком случае, такова официальная версия. Однако несколько лет назад британский историк Томас Вебер разыскал письмо, написанное рукой известного немецкого нейрохирурга Отфрида Ферстера. Ферстер сообщает, что в 20-х годах ему довелось ознакомиться с медицинской картой Гитлера. И в ней говорилось, что тот страдал истерической амблиопией – редким недугом, при котором мозг перестает воспринимать окружающую реальность и блокирует сигналы от зрительных нервов, вследствие чего человек перестает видеть. Происходить это может на почве сильного страха. Истерическое происхождение могут иметь и другие недуги. Например, хорошо известен так называемый истерический паралич.
Итак, врачи ставили фюреру разные диагнозы и никак не могли прийти к единому мнению. Однако одному из них, Теодору Мореллю, удалось несколько облегчить состояние больного. После этого он был удостоен статуса личного доктора Гитлера. Как утверждает немецкий журналист Норман Олер, автор книги «Der totale Rausch» («Полная эйфория»), именно Морелль прописал «пациенту А», как он обозначал фюрера в документах, ряд сильнодействующих препаратов среди которых были витамины, глюкоза, экстракты различных растений, наркотики, гормоны и стероиды. В частности, ему делали инъекции бычьей спермы и вытяжки из свиной печени. Всего вождь германской нации получал около 72 наименований препаратов.

Печальные последствия

Ни к чему хорошему это, конечно, не привело. У Гитлера возникли проблемы с мочевым пузырем, отеки, у него постоянно кружилась голова, наблюдались потери веса. Он стал заговариваться и страдать провалами в памяти. К 1943 году он превратился в законченную развалину. Не исключено, что именно «убойные» коктейли из наркотиков и анаболиков стали причиной неадекватного поведения фюрера, в том числе и в области политических решений. Это касается, например, блицкрига против Франции в 1940 году. «Врачи и наркотики объясняют многое во внутренней структуре нацизма», - констатирует Олер.
Есть свидетельства, что под конец жизни у Гитлера сильно упало зрение, практически разрушились все зубы, он страдал постоянным тремором конечностей, с трудом передвигался и даже говорил.
Тем не менее, другие медики боялись связываться с Мореллем и опротестовывать его назначения, так как он приобрел большое влияние на фюрера. «Морелль был настоящим пройдохой и шарлатаном, - утверждает американский исследователь Билл Панагопулос, изучавший архивные документы по данной теме. - Ему стоило практиковать максимум в ветеринарной клинике».
Говорят, накануне смерти Гитлер грозился казнить Морелля. Кстати, тот и сам злоупотреблял «укрепляющими инъекциями». После войны американцы попытались обвинить врача в отравлении фюрера, но на допросах Морелль вел себя абсолютно невменяемо. Жизнь он окончил в 1948 году в одной из берлинских психолечебниц, не слишком надолго пережив своего печально знаменитого пациента.


Адольф Гитлер верил, что алкоголь, никотин и употребление мяса образуют разрушительный для здоровья дьявольский замкнутый круг. Тем не менее, он выпивал немного травяного ликёра после обеда, так как страдал желудочными болями и метеоризмом. Он также ежедневно принимал до шестнадцати пилюль «Antigas», содержавших нейротоксины, стрихнин и белладонну/атропин.

Начиная с 1937-го, возможно уже с 1936-го, получал инъекции свежеоткрытого метамфетамина (торговая марка: первитин), скорее всего их делал его личный врач д-р Морель. Начиная с 1941 года, он получал один укол ежедневно, как только проснётся, особенно перед важными встречами или речами. Его колол «Рейхс-министр шприцев» — Геринг. Впоследствии потребление первитина увеличилось до 8 уколов в день.

Дополнительно Гитлер принимал изготовленные специально для него таблетки «Vitamultin», упакованные в золотую бумагу — они также содержали метамфетамин, в последний год войны до десяти штук в день.


Кроме того, он постоянно посасывал кофеиносодержащие конфеты «Cola-Dahlman». Поначалу это придавало бодрости и приподнимало настроение, но вскоре приходили апатия, депрессия и припадки бешенства. Бессонница и отсутствие аппетита сменялись фазами долгого сна и неумеренного приёма пищи.

В 1939 году у Гитлера появилась привычка обкусывать кожу вокруг ногтей на большом, указательном и среднем пальцах обеих рук. Кончики его пальцев были постоянно воспалены. В 1942 году руки и ладони начали дрожать, словно при болезни Паркинсона, после чего ему дополнительно прописали опиаты, а также излюбленный бодибилдерами «сексуальный гор-
мон» тестовирон.

Начиная с 1942-го, он так часто расцарапывал себе шею, что она постоянно была усыпана гнойничками-пустулами. У Гитлера повысилась светочувствительность, он стал терять вес, страдал головными болями.

После неудачного покушения 20 июля 1944-го у Гитлера появились кровотечения слуховых проходов. Специалист-отоларинголог д-р Гизинг опасался серьёзного заболевания лобных пазух и предлагал лишь одно средство лечения: смазывание слизистых оболочек десятипроцентным раствором кокаина, чтобы уменьшить воспаление и снять боль. 1 октября Гитлер среагировал на очередное кокаиновое смазывание приступом сердечно-сосудистой недостаточности.

21 апреля 1945-го, на следующий день после последнего дня рождения Гитлера, д-р Морель покинул бункер фюрера, захватив с собой все запасы наркотиков.
У Гитлера оставалась последняя возможность добиться столь необходимой стимуляции: кокаиновые глазные капли. Препарат сильно расширял зрачки и делал их столь светочувствительными, что он не мог более переносить дневной свет. Помимо того возникал эффект оцепенения глазных мышц. Когда Гитлер и Ева Браун совершили самоубийство 30 апреля 1945-го, он был функционально слеп.

- Первая фраза в книге: «Любой, кто слышит о моей области исследований, немедленно спрашивает, был ли Гитлер наркоманом».

Это утверждение старше меня. Каждые несколько лет появляется историк или журналист, который пытается это доказать.

- Может, мы сначала постараемся понять более широкий контекст. Какие препараты были распространены в течение периода, который вы изучали?

Тогда лекарственным и наркотическим средством был морфин. И в Германии, и в Соединенных Штатах.

- Трудно поверить, что это было законно, что в Германии можно было купить наркотики в любой аптеке, что немецкая фармацевтическая компания «Байер» производила и продавала героин.

В этих препаратах существовала огромная потребность. Помимо их функций в качестве болеутоляющих, они также помогали облегчить другие заболевания, такие как кашель, расстройство желудка и тому подобное. Несмотря на то, что сегодня это кажется абсурдным, в XIX веке можно было купить кокаин отличного качества по минимальной цене. Долгое время даже не было необходимости получать для этого рецепт у врача.

- Известно также, что существовал препарат под названием «первитин». Метамфетамин. Он продавался повсюду, и его использование было настолько распространено, что его называли «лекарством домохозяек».

Да. Это было законно. «Лекарство домохозяек» - это просто маркетинговый термин. В Германии наркотики не воспринимались, как нечто ужасное. Нацисты тоже не меняли это восприятие.

- Насколько вам известно, верно ли, что все слои населения потребляли первитин?

Это было распространено. Насколько? Я не знаю. Существуют данные, в каких количествах наркотики производились – некоторые предназначались для гражданских лиц, некоторые – для военных. Известно, что армия приобрела 38 миллионов таблеток первитина. И что? Сколько солдат вермахта было отправлено на фронт? Два миллиона. Предположим, что они принимали эти таблетки только во время шестинедельной кампании во Франции. 38 миллионов таблеток поделить на два миллиона солдат в течение шести недель. Сколько таблеток приходится на каждого? Немного.

- Как насчет всех рассказов о нацистском руководстве, об их наркотической зависимости?

В правящей верхушке нацистской Германии был только один наркоман.

- Геринг.

Да. И мы знаем, почему (Геринг был ранен при попытке переворота в 1923 году, лечился морфином и стал наркоманом - прим. автора)

- Около трех лет назад немецкий журналист Норман Олер опубликовал книгу под названием «Третий рейх на наркотиках». Она сильно нашумела, отчасти потому, что Олер утверждает, будто Гитлер был наркоманом. Думаю, вы не согласны с этим.

Я думаю, что его утверждение из области эзотерики.

- Вы знаете, что он провел тщательное историческое расследование. Среди прочего, он изучил записи Теодора Мореля – личного врача Гитлера. Его теорию приняли историки Энтони Бивер и Ян Кершоу.

О Бивере я знал, а с Кершоу вы меня удивили. Большинство немецких историков открыто утверждали, что Олер – лжец. По-моему, он, действительно, лжец. В его книге есть кое-что очень важное, на что следует обратить внимание. Существует разница между английской и немецкой версиями. В предисловии к немецкой версии Олер пишет, что он заполнял пробелы в исследовании, руководствуясь своими знаниями. В английской версии этого предисловия нет. На практике, он действительно заполнял пробелы на свое усмотрение, используя нюансы и догадки.

- Что мы знаем наверняка?

Мы знаем, что Гитлер встречался с доктором Теодором Морелем.

- Встречался? Морель лечил его каждый день.

Он был его личным врачом, как это принято у многих лидеров. К сожалению, Морель не был особенно педантичным врачом, и не вел подробный отчет о препаратах, которые давал Гитлеру. Помимо всего прочего, он также давал ему первитин. Сколько? Я не знаю. Какую дозу? Не знаю. Норман Олер тоже не знает.

- Известно, что Гитлер получал инъекции.

- Сотни инъекций и, по сути, это только документированные сотни.

- Мы не знаем, что было в этих инъекциях. Существует много версий - стимуляторы, витамины, пробиотики, гормоны, стероиды.

Только в некоторых случаях имеется документация. Морель не стал записывать то, что он давал принимать своему пациенту. Кстати, известно, что Гитлер потреблял много препаратов против газов.

- А еще говорят, что у немцев нет чувства юмора.

Гитлер – всего лишь один из многих. Существует целый механизм, который делает все. Есть штаб, генералы, подразделения, солдаты, бесчисленные люди и процессы, возникшие одновременно. Верно, что Гитлер имел большое влияние, хотя, кстати, ближе к развязке его игнорировали, ему лгали и так далее. Допустим, Гитлер действительно был наркоманом. Что дальше? Что это говорит об истории? А если я скажу вам, что Черчилль тоже принимал наркотики? Его личный врач давал ему амфетамин. Это меняет ваше восприятие?

- Некоторые связывают препараты, которые принимал Гитлер, с его решениями.

Как пишет Кершоу в биографии Гитлера, он не изменился после того, как встретил Мореля, поэтому трудно доказать, что наркотики действительно воздействовали на его личность. Он всегда был агрессивным человеком. Он был антисемитом задолго до прихода к власти. Кроме того, предположим, что он был наркоманом – что нам это дает? Каждый военный историк скажет, что связь между его военными неудачами и наркотическими привычками просто абсурдна и нелепа. Он поступил бы иначе, если бы не принимал наркотики? Сомнительно. Гитлер считал, что еще одна мировая война неизбежна, и полагал, что может привести Германию к победе в этой войне.

Интересно, что нацисты потрудились изменить закон о наркоманах. До их прихода к власти закон, принятый в 1872 году, освобождал больного от всякой уголовной ответственности. Если на то пошло, человек также может заболеть от морфина, алкоголя и т.д. Это была проблематичная статья, которую много раз пытались изменить, но до нацистского режима правительства Германии были недостаточно сильны. Зимой 1933 года нацисты приняли закон, который позволял им отправлять наркоманов на принудительную госпитализацию за счет населения.

Подумайте об этом – врачи заботились о наркоманах, и прокурор проверял ход лечения. В то время это было редкостью – да и сегодня тоже. Для меня одним из самых ярких результатов моего исследования является то, что все наркоманы, которых лечили в немецких клиниках Третьего рейха, выжили.

Гитлер был аскет. Он хвастался, что бросил курить, благодаря своей силе воли, как видно из разговоров, записанных его личным секретарем Мартином Борманом. Нацистская Германия пыталась сократить потребление табака среди граждан и фактически стала первым современным государством, которое приняло законы, ограничивающие курение среди молодежи. Но Гитлер не думал о полном запрете и даже выразил желание импортировать табак из-за границы после войны. А во время войны Германия поставляла своим солдатам сигареты.

Одновременно нацистская пропаганда противопоставляла современных, сильных, не курящих вождей, таких как Муссолини, Гитлер и Хирохито – лидерам, страдающим ожирением, которые курили бесконечно, как Сталин, Рузвельт и Черчилль.

Айелет Шани, «ХаАрец », Л.К.

На фото: инсталяция Боаза Арада "Гитлер". Фото: Давид Бахар.

Кокаин, морфин, метамфетамин - ты даже не представляешь, какие оргии на самом деле творились в бункерах нацистской Германии! Что и в каких количествах не следует употреблять, чтобы не сделаться злобным Гитлером, расскажет тебе эта статья. Да, кстати, а еще Гитлер был строгим вегетарианцем. Мы всегда подозревали: что-то тут нечисто!

Июль 1943 года. Ставка Гитлера «Вольфсшанце». Знаменитый бункер неподалеку от прусского городка Растенбург, откуда, по сути, велась война. Фюрер жил здесь практически безвылазно с 1941 по 1944 год. Мрачное место: погребенная под двухметровым слоем бетона череда тесных комнат. Даже физически в окружении этих сырых бетонных стен, где вентиляторы гоняли затхлый воздух, было очень тяжело находиться. Генералы, жившие в ставке, жаловались на постоянно влажную одежду и постельное белье, на плесень, которая обосновалась на всех поверхностях. Однако Гитлеру, казалось, нравилась густая нездоровая атмосфера внутри бункера.

Норман Олер, автор книги «Третий рейх на наркотиках», находит этому вполне медицинское объяснение: личный врач Гитлера Теодор Морелль путем ежедневных инъекций держал своего пациента в таком измененном состоянии сознания, что мизантропия и агорафобия - только самые безобидные из возможных побочных явлений. В июле 1943 года из-за перманентно ухудшавшегося состояния здоровья «пациента А» доктор Морелль начал помимо витаминов, гормонов и стероидов вводить Гитлеру вещество под названием «юкодал» - искусственный опиат. Это препарат, мгновенно повышающий общий тонус, внушающий само­уверенность и вызывающий очень быстрое привыкание. Именно после этих инъекций естественная харизма фюрера окончательно сменилась химической эйфорией, и расплата за нее была страшной. Как же это произошло?

Добрый доктор.

Гитлер и Морелль встретились в 1936 году на ужине у Генриха Гофмана, «имперского фотографа», который ранее лечил у модного врача мужскую деликатную болезнь. Фюрер любил разговоры о недомоганиях и диетах (он был строгим вегетарианцем) и вскоре уже рассказывал о своих проблемах с желудком. Диктатор жаловался, что никто не понимает, как его лечить (на самом деле врачи просто боялись применять кардинальные методы), в итоге ему прописывают голодовку, а от нее становится только хуже.

Морелль предложил помощь: он как раз недавно узнал о новых способах лечения пищеварения при помощи бактериальных препаратов. Также доктор умело расписал свои прогрессивные витаминные инъекции, которые якобы творят чудеса. О витаминах тогда мало что было известно. За витамины Морелль выдавал также гормональные препараты, которые колол половине берлинской богемы, актерам, политикам, преуспевающим коммерсантам. От клиентов, желавших улучшить самочувствие и увеличить «мужскую силу», отбоя не было. Внутривенный способ их введения гарантировал быстрый эффект. Ну а уж насчет инъекций доктор Морелль был большой мастер! Его «абсолютно безболезненные уколы» славились на весь Берлин - Теодор освоил это искусство, когда работал судовым врачом в тропиках. В общем, уже очень скоро Гитлер лично испробовал на себе «магический укрепляющий укол доктора Морелля» и пришел в полный восторг. Бактериальный препарат кардинально улучшил ситуацию с пищеварением, и вскоре фюрер записал Морелля на должность своего личного врача.

Это было началом деликатных, фактически созависимых отношений, которые устанавливаются между драгдилером и наркоманом. Уже очень скоро «витаминные» инъекции стали для Гитлера ежедневной процедурой. Перед каждым выступлением, перед каждым ответственным совещанием фюрер требовал, чтобы доктор ввел ему в вену укрепляющие препараты, и Морелль со своим чемоданчиком был тут как тут. Мы не знаем доподлинно, что именно находилось в шприце у «доброго доктора». Да, он подробнейшим образом документировал свои действия - видимо, опасаясь проверок, хотя уже очень скоро доктор достиг такого уровня доверия со стороны Гитлера, что имел карт-бланш на любые действия и возможность уничтожить любых врагов.

Если верить записям Морелля, он вводил Гитлеру витамины, глюкозу, экстракты различных растений, препараты на основе эндокринных желез животных, тестостерон - всего около 72 наименований. Этот коктейль был новым каждый день, однако до 1943 года никакие наркотические препараты в него не входили.

Фармакология фашизма

Сделаем небольшое лирическое отступление и признаем, что Германия 30-х годов прошлого века была удивительным местом. Именно тут был впервые синтезирован морфин (синтетический опиат), и с тех пор немецкая фармакология шла вперед семимильными шагами. Впрочем, вся планета в те годы была странным и удивительным местом, где кокаин совершенно легально входил в состав детской микстуры от кашля, а героин использовали для анестезии. Кокаин и героин продавались в аптеках даже без рецепта и, естественно, использовались не только в лечебных, но и в развлекательных целях. Кокаинисты и морфинисты были таким же обычным явлением в послевоенной Европе, как курильщики и алкоголики в наши дни.

Германия, лишившаяся доступа к колониальным товарам в ходе Первой мировой, прилагала все усилия для того, чтобы компенсировать этот недостаток с помощью химии. Как свидетельствуют записи из берлинских архивов, синтетические опиаты немецкой фирмы «Мерк» были признаны веществами высшего качества, так что на рынке постоянно появлялись подделки под них. Вскоре немецкая химическая промышленность выпустила еще один высококлассный продукт - таблетки первитин, повышающие тонус. Это был первый метамфетамин - вещество, известное в наше время под названием «кристаллический мет» (то самое, которое Уолтер Уайт синтезирует в сериале «Во все тяжкие»), стимулятор, схожий по своему эффекту с кокаином, однако действующий значительно сильнее и продолжительнее. Естественно, когда первитин только появился на рынке, никто даже смутно не представлял последствия употребления этого вещества (после 5-6 доз развивается тяжелая зависимость, после трех лет мозг не выдерживает, начинается психоз, тромбофлебит, угасание когнитивных функций). Первитин рекомендовали всем: домохозяйкам для возвращения либидо, рабочим для борьбы с усталостью, даже кормящим матерям для преодоления послеродовой депрессии*. Полстраны в радостном угаре употребляли тяжелые наркотики, даже не представляя, что происходит.
Тем временем доктора уже начали бить тревогу - хотя бы по поводу кокаина и опиатов. Нацистская партия, придя к власти, попыталась воспрепятствовать наркотизации населения. Был издан закон, запрещавший продажу сильнодействующих веществ в аптеках и приравнивавший наркоманов к «выродкам, которых надлежит отправлять в концентрационные лагеря». Конечно, закон не распространялся на фашистскую верхушку. Тот же Геринг был заядлым морфинистом еще со времени тяжелого ранения, когда случился «Пивной путч» (об этом свидетельствуют записи в его личном досье в Гестапо, собиравшем компромат на всех высших чинов). Иногда он уходил прямо с середины совещания и возвращался обратно с узкими зрачками и блаженной улыбкой на лице, уверенный в себе и категорический как никогда.

Тем временем первитин, будучи веществом все еще малоисследованным, под запрет не попало, и это сыграло решающую роль для начала Второй мировой войны.

Первитиновый блицкриг

Норман Олер предлагает простое и логичное объяснение невероятным успехам фашистской Германии во время наступления на Францию в мае 1940 года: это миллионы доз первитина, которыми немецкая фармацевтическая промышленность оснастила армию. Франция была повержена психологически, когда на ее территорию ворвалась немецкая танковая лавина, которую ничто не могло остановить. Германские колонны двигались днем и ночью, без перерыва на сон и еду - казалось, в фашистов вселились какие-то неудержимые демоны. Французы ждали, что немцы вот-вот остановятся, оглянутся, начнут перегруппировку, будут подтягивать обозы... Нет, наступление двигалось вперед и вперед, как будто за рулем машин были роботы, а не люди.

Отчасти так оно и было: немецкая армия испытывала на себе воздействие огромных доз метамфетамина, который выдавали солдатам и офицерам без ограничений. Эйфория и азарт военного наступления, когда движение вперед и есть победа, паническое бегство противника и удовлетворение застарелых обид, вера в особое предназначение и уникальность немецкой нации... О каком сне, о какой еде может идти речь, когда можно гнать и гнать противника, закидываясь таблеткой из синего тюбика, едва организм начнет чувствовать усталость?

Заслуги Гитлера в этом не было никакой - вскоре после начала военных действий наступление шло уже совершенно бесконтрольно, приказы Генерального штаба просто не успевали доходить до командиров во главе танковых колонн, которые серпом окружали французскую армию. Франция была разгромлена за 11 дней, однако не с помощью военного гения, численного или технического превосходства, а просто психологическим нахрапом. Олер не сомневается, что главным секретным оружием немецкой армии в этом наступлении был первитин. К примеру, как свидетельствуют документы, в распоряжении служившего в штабе 1-й танковой дивизии капитана графа фон Кильмансегга (в 60-е годы он был главнокомандующим артиллерией сухопутных войск НАТО в Центральной Европе) имелось 20 тысяч упаковок таблеток. На фабрике «Теммлер» ежедневно производилось 833 тысячи таблеток, поскольку заказ вермахта был впечатляющим: 35 миллионов штук. Однако Европу тогда спасло ровно то, что ее погубило: сумасшедшая и непредсказуемая воля немецкого диктатора. Гитлер и сам был напуган происходившим. Он чувствовал, как теряет контроль над своей армией.

Отчасти, чтобы доказать, что он все еще у руля, фюрер отдал знаменитый и необъяснимый приказ об остановке военного наступления под Дюнкерком. Серп так и не замкнулся в кольцо, и через образовавшуюся щель Франция сумела эвакуировать остатки войск. Тем не менее первый этап наступления немцев во Второй мировой закончился внушительным и устрашающим триумфом нацистской Германии.

Головокружение от успехов

Первитиновый блицкриг сыграл с фашистским режимом ту же шутку, что и чистейший кокаин с начинающим пользователем: возникает иллюзия безнаказанности, избранности, всемогущества человека, абсолютно не подкрепленная логикой. Как бы мы ни пытались усложнять, однако человеческие эмоции по сути примитивны. Когда нам что-то удается, организм закрепляет это переживание самыми положительными ощущениями; схема действий, которые мы проделали, чтобы достичь положительного результата, оседает в мозгу и получает почти сакральное значение. Если у нас что-то получилось, мы будем упорно следовать известной схеме и производить бесконечное количество одинаковых машин, штанов и телепрограмм - просто потому, что продвигать каждый раз новый продукт на рынке слишком затратно и рискованно. Однажды испытав эйфорию разгрома Франции,Гитлер решил, что с помощью блицкрига и «невероятной силы духа немецкого народа» он теперь сможет завоевать весь мир. В июне 1941 года Германия напала на СССР.

К этому моменту Гитлер уже плотно сидел на игле у доктора Морелля. Первое серьезное недомогание случилось с ним вскоре после того, как предполагаемый блицкриг застрял на территории России. Гитлеру стало плохо среди ночи: у него поднялась температура, наблюдался понос и слабость. Он сидел в постели и покачивался словно кукла.

Морелль, которого срочно вызвали к «пациенту А», предположил дизентерию, о чем сделал запись в своем дневнике. Стандартные инъекции были бесполезны, и доктор в панике принялся добавлять к своим витаминным смесям все новые препараты. Он пробовал то одно, то другое, и вскоре они с фюрером перешли на ежедневное многоразовое «медикаментозное обеспечение». Чем хуже были новости с фронтов, тем хуже чувствовал себя диктатор. Окружению было очевидно: что-то надломилось в этом человеке, который раньше выглядел намного моложе своего возраста, мог произносить многочасовые речи без признаков усталости и обладал каким-то невероятным природным магнетизмом. То ли первая серьезная неудача пошатнула его веру в себя, то ли экспериментальное лечение Морелля спровоцировало аутоиммунную реакцию организма, который принялся в смятении уничтожать сам себя. Тем не менее фюрер продолжал слепо доверять своему врачу.

В 1943 году, когда неудача плана «Барбаросса» стала очевидной, Британия принялась теснить Германию с воздуха, а Италия задумалась о капитуляции, Гитлер вновь оказался прикован к постели. После легкого ужина в бункере он неожиданно почувствовал острое недомогание и колики в желудке. Однако на следующий день у фюрера была назначена встреча с Муссолини, которую он просто не мог пропустить. Послали за Мореллем. Тот спросонья лихорадочно собирал чемоданчик и молился. Ему необходимо было срочно вытряхнуть из рукава какой-то козырь. И такой козырь нашелся. В записях доктора в этот день значится «юкодал» - это название несколько раз жирно подчеркнуто.

Американским исследователям не удалось расшифровать, о чем идет речь. Они подумали, что это очередной гормональный препарат. И только Норман Олер с помощью немецких историков пришел к выводу, что речь идет о довольно известной в Германии микстуре на основе оксикодона (синтезировался из опиума), которая в 30-х годах имела широкий круг поклонников (существовал даже термин «юкодализм»). Писатель Клаус Манн подробно описывает в дневниках прелести этого «приятного вещества». Врачи называли юкодал королем всех лекарств, он вызывал эйфорию, которая была значительно сильнее героиновой, и очень быструю зависимость. Попытка прекратить его употребление после двух-трех доз была сопряжена с чрезвычайно неприятными физическими ощущениями.

Гитлер мгновенно оценил магический эффект нового средства доктора Морелля, и с этого момента запись «инъекция как обычно» стала рутинной в дневниках наблюдений за состоянием «пациента А». Фюрер неоднократно описывал, как прекрасно утреннее появление доктора, какое живительное действие оказывают на него лекарства и как он благодарен прогрессивному врачу за облегчение, которое он приносит диктатору в его нелегкой жизни.

С 1944 года в меню Гитлера в конце концов появился и классический кокаин. Это произошло после покушения на него в «Вольфсшанце», когда приглашенный со стороны отоларинголог Гизинг прописал фюреру обработку поврежденных барабанных перепонок кокаиновым раствором (об этом есть записи в отчетах Гизинга в берлинских архивах). Новый обезболивающий препарат пришелся фюреру по вкусу. Именно на его счет, возможно, следует отнести неожиданный приказ о переходе в наступление на Западном фронте. Приказ абсурдный и невыполнимый, однако вполне типичный для кокаиновой эйфории. Следует учитывать и тот факт, что в сочетании с юкодалом кокаин превратился в крови у «пациента А» в классический спидбол - коктейль из героина и кокаина, на счету которого смерть многих звезд шоу-бизнеса. Однако преданный доктор Морелль внимательно следил за дозировкой, и диктатор пока не собирался умирать.

Расплата

В последние месяцы 1944 года здоровье Гитлера начало резко ухудшаться. Одной из главных проблем стала непрекращавшаяся дрожь. «Очень сильный тремор левой руки», - писал Морелль. И далее: «Усиливающийся тремор правой руки». Или: «Левая нога сейчас не дрожит, зато дрожат левое предплечье и кисть левой руки». О знаменитом нацистском приветствии больше уже не было речи. Гитлер засовывал руку в карман кителя, чтобы скрыть дрожь. Иногда он судорожно хватал правой рукой левую и крепко удерживал ее. Генерал Гудериан, занимавший в то время должность начальника Генерального штаба сухопутных войск, сообщал, что в сидячем положении Гитлеру приходилось держать правую руку на левой и правую ногу на левой, чтобы дрожь не так бросалась в глаза.

Что было причиной этого явления - развивавшийся паркинсонизм, как предполагают историки, или зло­употребление неизвестными препаратами? Сейчас уже невозможно установить. Однако совершенно ясно, что вследствие бесконечных инъекций у фюрера начались проблемы с венами. Его руки покрывали незаживающие гнойнички, вдоль вен пролегли линии болячек, как у уличных наркоманов. Однако при любых попытках Морелля хоть на время прекратить инъекции Гитлер устраивал настоящие истерики. Он подозревал, что доктор недостаточно тщательно дезинфицирует шприцы, Морелль же считал, что из-за постоянного пребывания в бункере, где было слишком мало солнечного света и кислорода, процесс заживления кожи диктатора стал критически медленным.

К тому же опиаты вернули проблемы Гитлера с пищеварением. Сидячий образ жизни в бункере усугублял их. Обмен веществ стал просто катастрофическим, и добрый доктор тут уже был совершенно бессилен. Впрочем, вскоре Гитлеру предстояло покинуть свою любимую бетонную нору и перебраться в еще более тесное пристанище - в бункер под зданием Имперской канцелярии в Берлине.

Последние месяцы фюрера походили на медленное погружение в самые отдаленные круги ада. Каждый день новости с фронтов были все более удручающими. Затем, как раз под Рождество, последовал еще один чувствительный удар, последствия которого оказались гораздо серьезнее, чем предполагали союзники: во время бомбежек была разрушена фабрика «Мерк», которая занималась производством знаменитого немецкого кокаина, морфина и первитина. Германия осталась без своего секретного оружия. В бункере Гитлера дефицит начал ощущаться приблизительно в феврале. В это время Гитлер, если почитать описания его окружения, представлял собой жалкую серую тень, призрак прежнего диктатора. Олер считает, что ему приходилось переносить очень серьезные ломки. Гитлер бесцельно слонялся по бункеру, был уже совершенно не в состоянии унять нервную дрожь, отказывался от пищи, параноидально подозревал своих генералов в измене, на совещаниях постоянно срывался на истерический крик. Маленьким золотым пинцетиком диктатор расковыривал свою кожу, пытаясь «вытащить болезнетворные бактерии», которые попали туда из-за «грязных инъекций». Зубы Гитлера буквально рассыпались, и он больше не мог есть даже свои любимые пирожные (доза сахара - последняя иллюзия допаминового счастья, доступная на фоне бесконечной абстиненции). Фюрер требовал, чтобы пирожные измельчали в пыль, и пытался засасывать крохи пересохшим ртом. Это выглядело страшно. 8 апреля в бункере закончились последние плитки витамультина (препарат с содержанием кофе и первитина). Дни великого диктатора были сочтены.

В последнюю неделю перед концом все крысы сбежали с корабля. Улизнул доктор Морелль, который попытался укрыться в своем институте эндокринологии, сооруженном в годы могущества «доброго доктора». Улизнул Геринг с чемоданчиком, в котором лежали 24 тысячи таб­леток юкодала - личный запас, которым рейхсмаршал не хотел делиться даже со своим фюрером.

Тем, кто остался, 30 апреля 1945 года Гитлер за обедом предложил последнее лекарство - синильную кислоту. После этого фюрер поставил в своем лечении точку - «вальтером» калибра 6,35 мм.

Ну а что же прогрессивный доктор? Последний год лечения фюрера дался ему нелегко. Круглосуточные дежурства, огромное нервное напряжение, личные зло­употребления «укрепляющими инъекциями» - все это драматическим образом сказалось на его собственном здоровье. Когда американцы поймали Морелля и попытались допросить его, подозревая в отравлении диктатора, толстый очкастый эскулап не смог связать и двух слов. Он противоречил сам себе, клялся, что хотел бы, чтобы с ним ничего такого никогда не случилось, плакал, просил пощады. В итоге его даже не стали судить на Нюрнбергском процессе. Морелль, который лишился семьи, практики и, похоже, рассудка, окончил жизнь в одной из берлинских больниц 26 мая 1948 года.